Он отпустил её локоть, не убирая одной ладони с правила, задрал свою кольчугу с одного бока, добираясь до пояса, застегнутого поверх рубахи. Отыскал одну из узорчатых блях, украшавших кожаный ремень — и вытащил прижатую ею крохотную скатку. Достал, встряхнул.
По морскому ветерку развернулся лоскут чисто-белой, полупрозрачной ткани.
— Эта тряпка заговорена светлыми альвами, — пояснил он, глядя в лицо Свейтлан, глаза которой сейчас подозрительно блестели — а губы кривились. — Лечит. А ещё унимает боль. При нужде останавливает кровь. Руку?
Света, стоя рядом, сморгнула слезы и вскинула перед собой обожженное предплечье. Теперь, когда бой вроде бы закончился, боль вернулась, став даже сильней, чем прежде. Руку нестерпимо жгло…
Ульф быстрым движением, которого она даже не успела уловить, налепил белый лоскут на кожу пониже локтя, где уже налился желтовато-серый волдырь. Велел хрипло:
— По краям растянешь сама. Прижми к коже, и оно прилипнет. С этой штукой все пройдет быстро, даже шрама не останется. Ты ведь поймала только одну стрелу огненных?
Света кивнула. Подумала — значит, вот как это называется. Стрелы огненных.
Хрипевшего рядом воина с обгоревшей шеей уже уводили к люку. Шлем с него сняли, горло и подбородок покрыли точно такими же белыми лоскутами. Густо, внахлест.
Ещё один человек из команды корабля, стоя рядом, прилепил лоскуты на обе ладони. Но не ушел.
Света, покосившись на него, переложила нож в ладонь обожженной руки. Морщась, начала натягивать ткань по бокам, стараясь прикрыть края ожога.
Боль и впрямь стала меньше, причем почти сразу же.
— Держи нож покрепче, — вдруг приказал Ульф, не глядя на неё. — Что он значит для тебя, разберемся потом. И встань у меня за спиной, чтобы не задело ненароком стрелами огненных.
Она посмотрела в ту же сторону, куда уставился оборотень — но он дернул её за зеленую рубаху, подтаскивая к себе и запихивая за спину. Света покачнулась, схватилась здоровой рукой за широкое плечо, по которому рядами шли бляхи.
И решила, что вот теперь самое время постоять в уголке.
«Черный волк» на полном ходу приближался к паре черных стругов. К тому, что налетел на скалы, подошел третий корабль огненных, до этого державшийся в стороне. Там звучали неясные выкрики, сквозь которые пробивались резкие, отрывистые свистки…
— Пытаются снять с мели, — пробормотал вдруг Ульф
И Света поняла, что это было сказано для неё. А следом оборотень рявкнул:
— Щиты на нос! Прикрыть правый борт!
Его люди, уже очистившие палубу и от раненых, и от тел огненных, опять выстроились со щитами у планширя.
«Черный волк» прошелся рядом с черными кораблями на полном ходу. Оттуда одна за другой прилетели три струи белого пламени. Над палубой, чуть пониже поперечной реи на мачте, тут же раскинулось тонкое, колышущееся черное облако. Распустились темные крылья от столба на корме, люди вскинули щиты…
А потом Ульф крикнул:
— Верк фатн!
И изумленная Света увидела, как резная голова неведомого зверя, укрепленная на носу, повернулась в сторону пары черных кораблей. Выплюнула струю мрака…
Там завопили, и нос одного из кораблей оплыл, став бесформенным.
— Вот и все, — негромко сказал Ульф.
И опять для неё, как поняла Света.
— За нами они уже не погонятся. К берегам Эрхейма тоже не поплывут — им теперь надо убраться к себе. Все три струга не на ходу. Пару я повредил, ещё один сел на скалы.
Он проговорил это быстро, не оборачиваясь к ней. А потом уже громко бросил:
— Викар! Прими правило!
К оборотню кинулся один из людей, стоявших на палубе. Принял рукоять из его рук.
— Поворачивай корабль на прежний курс, — сказал Ульф, убирая ладонь с деревянной рукояти. — Но не спеша, чтобы раненых не кинуло на переборки. И держись при повороте открытого моря. Чем дальше мы будем от стругов огненных, тем лучше.
Затем Ульф обернулся к Свете, взял её за локоть здоровой руки. Выдохнул, глядя янтарными глазами сквозь прорези в личине:
— Мне нельзя покидать палубу… но нам надо поговорить. Отойдем в сторону.
Он не спросил, а приказал — и Света пошла за ним, косясь на серовато-молочную шерсть, выбивавшуюся из-под шлема, покрывавшую шею до самого ворота кольчуги. Сзади, над хребтом, окрас оказался темней, чем на горле. И куда-то исчез хвост из длинных, до лопаток, волос…