«Огонь очищает желанья мои, факел древний гори!»
Акулина похожа на огонь. Яркие язычки пламени, что танцуют, весело кружась, рассыпая вокруг себя снопы искр. Это тёплый огонь, который греет, который отдаёт и ничего не берёт взамен. Огонь, к которому всегда приятно прийти, отдать ему свои тревоги и усталость, расслабиться и насытиться его энергией.
Акулина всегда была таким огнём.
Энергичная, преисполненная энтузиазма и здоровой дерзости, хитринки, того чисто ведьмовского лукавства, которое некогда так порицали закостенелые консервативные церковники. Она смеётся, щуря глаза, и дружеское тепло и забота расходятся от неё осязаемыми волнами — неудивительно, что многие не могут ему противостоять, поддаваясь на чары хитрой ведьмы.
Широкая, открытая душа, в которой есть место для каждого друга и друга друга, и коллеги, и непонятного далёкого родственника, да и не родственника вовсе. Их всех всё равно одинаково греет добрый тёплый огонь, и люди собираются вокруг него, формируя плотный тесный круг так же, как когда-то впервые несколько десятков тысяч лет назад.
Акулина улыбается широко, и ласковый огонь разгорается ярче.
Он не потухнет, нет никакой силы, что способна затушить его, нет. Чёрное действие наткнётся на противодействие совсем иного рода, и ласковое пламя вспыхнет вдруг ярко бушующей необузданной стихией, что не ранит друзей, но охраняет их, облекая в огненные кольца, сжигающие любое зло на своём пути.
Они вьются ввысь и в стороны, разлетаются сверкающими искрами, лижут языками податливую плоть, пожирая её, словно гнилостную болезнь. Они пылают алым, горят яростью и праведным гневом, и обращают мусор в прах, рассеивая его по ветру.
Необузданная первобытная сила вьётся вокруг ведьмы, что сверкает своими глазами и смеётся дьявольским смехом. Ведьма охраняет своё богатство, и мощь её гнева не дано покорить наивным глупцам.
Пламя горит ярко, взлетая вверх, разлетаясь огненными всполохами. Оно прячет в себе сокровище, которому никогда не сможет навредить, отдаёт ему свою силу и тепло, прячет от всего мира, охраняет от зла, которому не дано коснуться его руками мерзкой болезни, гнилью поражающей изнутри.
Оно сгорает в священном огне, пока губы ведьмы тянутся в жуткой улыбке.
— Наступишь кошке на хвост — познакомишься с её когтями! — Акулина ухмыляется дерзко, и пламя в её руках подчиняется воле хозяйки.
Оно выполняет свою главную роль, и яркие всполохи ластятся к пальцам, чихая снопами ярких искр. Ленивым предупреждением — самые страшные пожары разгораются с крохотной искры, а огонь не та стихия, что может созидать. Но при должном уважении и правильном отношении с ним, он может греть и охранять, зажигать своим светом и гнать прочь мрак ночи, освещая одинокую дорогу.
Уж Акулина-то не понаслышке знает об этом.
========== Гебо (профессор Шмигаль) ==========
Комментарий к Гебо (профессор Шмигаль)
Саундтрек к части: Wardruna - Gibu
Руна Гебо связана с соглашениями, разрешениями споров, судебными процессами и соблюдением договоров. Кроме того, она символизирует обручение. С этой руной ассоциируются такие добродетели, как гостеприимство, щедрость и способность с честью принимать и вручать дары. Основное толкование руны – дар, наполняющий душу радостью и счастьем. Он может иметь материальную или духовную природу, то есть означать значительное материальное приобретение, в котором человек очень нуждается, большое чувство или обретённую, наконец, цель духовных исканий. Если жизнь человека не безоблачна и наполнена невзгодами или трудностями, то Гебо символизирует скорое избавление от всего негативного, так что в душе непременно воцарится мир и благоденствие.
«… Профессор Шмигаль угрожающе скрестил руки на груди. Высокий, с бородкой клинышком, сверкающими чёрными глазами и смоляными волосами, всклокоченными так, что их легко можно было принять за рога, он выглядел настолько пугающе, что вовсе не нуждался в угрожающих позах…»
«Человек — развлечение для человека»
Первое его осознанное воспоминание о побеге. Вечно одинокий, брошенный ребёнок, которого обходят стороной и дети, и взрослые. Косые взгляды, преисполненные недоверия, жалости и страха. Матери прижимают к себе ближе своих детей и обходят чумазого черноволосого мальчишку десятой дорогой. Его ровесники, играющие друг с другом, смотрят волчатами, стоит ему лишь приблизиться к ним.
Дитя проклятия, которому никто не рад, — всё, что ему остаётся, смотреть в чужие спины и слушать доносящийся издали весёлый смех. Если бы кто-то только знал, как бы и ему хотелось быть среди него!
Для него нет места ни в одной компании; для него нет места в сердце ни одного человека. И лишь старое, запыленное зеркало с почерневшей от времени рамой, в котором он находит ответы на все свои вопросы, застывшие недосказанностью в воздухе.
Проклятие внешности, сколько он себя помнит, отталкивает от него и заставляет людей смотреть с опаской и недоверием. Порождение дьявола — дьявол во плоти — они смотрят на него с суеверным страхом и ужасом.
Монстр ты и монстром будешь.
Он усмехается себе под нос, и кажется, будто в тёмных инфернальных глазах вспыхивает потустороннее тлеющее пламя. Оно горит серыми языками печали — не то чтобы ему было дело до мнения окружающих, но постоянное одиночество кажется невыносимым страданием.
Привыкнуть к которому оказывается невозможно даже спустя столько мучительно долгих пустых лет.
В конце концов, они же маги. Кто, как не они, должны понимать сущность вещей? Кто, как не они, должны быть расчётливыми прагматиками, не подверженными влияниям стереотипов?
Но все они по-прежнему смотрят с недоверием и немым осуждением. С жалостью и опаской, ненавистью и страхом — он выдыхает устало под косыми взглядами, брошенными украдкой и исподтишка.
Он уже давно смирился с тем, что нет ни одного человека, у которого в сердце найдётся немного места для монстра вроде него, но…
В синих глазах хрупкой девочки напротив него он не видит привычной предвзятости. Лишь только в её глазах он читает бесстрастность и лёгкую тень заинтересованности.
«Ну давай, покажи, на что способен, раз уж преподаватель поставил нас в пару».
От внезапности и неожиданности он теряется на несколько мгновений и действительно не может поверить, что кто-то чужой согласен разделить с ним общее занятие. Впервые в жизни на тринадцатилетнего мальчишку смотрят как на тринадцатилетнего мальчишку, а не на дьявола во плоти, и что-то доселе никогда не испытываемое теплом сворачивается в груди.
Обсидиан глаз горит огнём озорства, на тонких губах расцветает азарт и любопытство. Кровь вскипает в жилах, обжигает жаром острые скулы — учебный поединок похож на дикую пляску, когда босые ноги в неистовых движениях взбивают холодный песок, делая его горячим, словно расплавленное стекло. Безумный танец огня, пота и буйства, что обтекает вокруг несокрушимого льда. Тот плавится лишь немного, даря жаждущим жалкие крохи воды, и стоит всё также несокрушимо.
Чёрный горячий обсидиан волнами разбивается о холодный бесстрастный сапфир, и сердце в его груди замирает на бесконечно долгий миг.
Лишь для того, чтобы в неистовстве заколотиться о грудную клетку, начиная обратный отсчёт.
Он, оказывается, так долго искал её.
Альбина, его первый и единственный друг, становится его первой и единственной любовью. Она — дар, наполняющий душу радостью и счастьем. Она та, кто смогла взглянуть глубже за инфернальную проклятую внешность и увидеть то, что другие видеть отказывались. А он, сентиментальный дурак, в благодарность за это подарил ей своё сердце.
И не то чтобы он жалел об этом, на самом деле, но…
У него уходит ровно десять отказов на то, чтобы связать свою жизнь с чужой неразрывными адамантовыми узами. Долгих десять лет упорной работы над собой, поисков себя в этом мире и своего места; десять лет взлётов и падений, прежде чем суеверия отступают в тень, являя миру талантливого одарённого мага; десять лет упрямого медленного продвижения к цели. И когда он в одиннадцатый раз протягивает Альбине кольцо, а вместе с ним и своё по-прежнему горячее, любящее сердце, она наконец-то улыбается ему уголками губ, а взгляд её колючих ледяных глаз едва заметно теплеет.