Дверь корчмы распахнулась, впустив внутрь холодный зимний воздух и клубы снега. Мужчина в длинном плаще на мгновение замер в нерешительности на пороге, потом все же вошел.
– Мир вам, люди добрые! – сказал он.
Пение прекратилось. А потом рыжая лахудра, затянувшая песню, пьяно заржала и воскликнула:
– Э, еще мальчик! Хочу этого мальчика!
– Не вовремя вы, милостивый государь, ой не вовремя! – шепнул корчмарь, проходя мимо гостя к столу.
– Ты кто такой? – спросил главарь ватаги, чернобородый верзила в соболиной шапке с пером.
– Хендрик фон Эшер из Глаббенберга, – ответил незнакомец, как бы невзначай распахнув плащ. Наемники переглянулись: под плащом у гостя оказался отличный кольчужный доспех, усиленный чеканными пластинами, а на наборном рыцарском поясе висели длинный прямой меч и клевец с серебряными накладками на черене. Такое снаряжение стоило целое состояние.
– Рыцарь? – Главарь поднял бровь. – Надоть, рыцарь пожаловал!
– Хочу рыцаря! – взвизгнула рыжая, сползла с колен осоловевшего от сивухи наемника и развязно, раскачивая затянутой в кожаные лосины задницей, подошла к гостю. Заглянула в глаза, провела жирными от поросятины пальцами по щеке, потом по бедру, понюхала волосы рыцаря и снова заржала. – Пахнет чистыми простынками, хорошим вином и золотом! Поделишься золотыми, сладкий?
– Увы, у меня нет золота, дамзель, – спокойно ответил гость.
– Эй, Никас! – крикнул один из наемников, толкнув осоловевшего приятеля в плечо. – Сейчас этот малый будет причащать нашу Кристину самым правильным причастием, а ты будешь смотреть!
Наемники пьяно захохотали. На лице гостя улыбки не было. Главарь ватаги тоже не смеялся.
– Я погляжу, весело тут у вас, – сказал фон Эшер.
В этот момент на лестнице показался шестой наемник. Правой рукой он на ходу затягивал шнурки на штанах, левой толкал перед собой растрепанную дочку корчмаря. Девушка двигалась будто зомби.
– Мы всегда так веселимся, – сказал главарь, сбросив ноги в ботфортах со стула. – Мы не знаем страха. Мы не боимся ни боли, ни смерти, ни королей, ни магов. И не любим тех, кто нам мешает. Мы – Кишкодеры, лучшая ватага в Алмане и прочих землях! И ты нас совсем некстати побеспокоил. Придется тебе заплатить за беспокойство, воин. Скажем, десять золотых.
– Я же сказал, у меня нет денег, – ответил фон Эшер.
– А кто про деньги говорит? Доспех сымай, меч свой гони. Они получше монеток будут.
– Ну, это вряд ли, – фон Эшер спокойно скинул плащ с плеч, вытянул правой рукой меч из ножен и одновременно левой выхватил из перевязи клевец. – Просто так не отдам. Придется платить, почтеннейшие. Или разойтись миром, что я вам настоятельно советую сделать.
Тут уж главарь начал хохотать. Во весь голос, запрокидывая голову и широко распялив рот и показывая свету свои черные зубы. А потом вдруг замолчал, сверкнул глазами и сказал:
– Дух из него вон!
– Бей!!!!
Они метнулись на врага быстро и дружно – так, как всегда нападали Кишкодеры. Все вместе на одного, на ходу обнажая клинки и злобно вопя. Но на этот раз жертва не испугалась. Не упала на колени, не стала умолять о пощаде. В дымном полумраке корчмы искристо сверкнула сталь – и ближайший наемник отлетел к стене, хрипя и зажимая пальцами рассеченное горло. Увернувшись сразу от четырех клинков, фон Эшер молниеносно вбил пробойник клевца прямо в лоб рыжеволосой стерве, с хрустом выдернул оружие, ударом ноги сбил набегавшего врага на пол и достал его колющим ударом, одновременно отбив клевцом нацеленный ему в голову клинок. Вторая девка в ужасе завопила, отшатнулась от рыцаря. Фон Эшер ударил ей головкой клевца прямо по зубам, оборвав вопль, развернулся на каблуках, и наемница повалилась на пол, опрокидывая табуреты. Кровь из ее разрубленной шеи окатила корчмаря, заставив того сложиться в приступе рвоты. Четвертый наемник почти достал врага острием своего кацбалгера, но пробить кованый лучшим кузнецом в Глаббенберге кольчатый панцирь было совсем непросто, а второго удара Кишкодер нанести не успел: меч фон Эшера, обрушившись на его голову, развалил ее пополам, забрызгав мозгом и кровью каминную полку. Пятого фон Эшер свалил ударом эфеса в лицо, сломав кости, а шестой, получив удар клевцом над ключицей, умер, даже не успев понять, что с ним случилось. Расчистив пространство, рыцарь оказался лицом к лицу с главарем и последним из Кишкодеров, который не придумал лучшего способа защититься, чем закрыться дочерью трактирщика.
И главарь, вскинув арбалет, выстрелил в фон Эшера.
Если бы бывший сержант императорской армии и дезертир Перрен Миско мог бы осмыслить события той кровавой ночи, он наверняка бы долго удивлялся двум странным вещам. Во-первых его выстрел почему-то не убил жертву наповал. Самострел у сержанта Миско был заказной, работы мастера Шейнса: кованый стальной болт в фунт весом, пущенный из него, пробивал за сто шагов златоградскую гвардейскую кирасу на ура – не раз и не два выходила оказия в этом убедиться. А кольчуга проклятого рыцаря, положившего в полминуты всю его ватагу, выдержала, враг всего лишь остановился и упал на колени. Взревев от радости, Миско отшвырнул самострел, выхватил из-за пояса широкий тесак, которым прикончил не одну сотню божьих созданий, и рванулся к рыцарю, чтобы добить – и тут внезапно почувствовал резкую боль в животе. Посмотрев вниз, Миско с изумлением обнаружил, что меч фон Эшера чуть ли не до половины вонзился в его тело. И тут пришло время для Миско удивиться второй странной вещи – оказывается, существует такая боль, терпеть которую он не в состоянии
– Вот и все, – сказал рыцарь и повернул меч в ране, а потом ногой сбросил с клинка дергающегося и вопящего от боли главаря Кишкодеров, будто кусок мяса с вертела.
Последний бандит, бледный и обливающийся потом, прижимал к себе девчонку, приставив кинжал к ее горлу. Фон Эшер шагнул к нему и открыл было рот, чтобы приказать отпустить девушку, но тут раздался громкий хряск, изо рта наемника хлынула кровь, и он мешком повалился на пол. Фон Эшер увидел корчмаря – старик держал в руках окровавленный секач.
Фон Эшер хотел поблагодарить старика, но тут почувствовал, что больше не может стоять на ногах. Огоньки свечей померкли, пол ушел из-под ног, наступила тишина. И крики корчмаря "Убили! Все-таки убили, паскуды!" фон Эшер слышать он уже не мог. Он вообще ничего не мог слышать. Потому что умер.
***
– Ты принял решение?
– Да. Я позволил судьбе решить все до срока, не спас, не защитил. Дайте мне шанс все исправить. Или накажите меня.
– Зачем тебя наказывать? Ты не виноват. Тот, кто над нами, решил все за нас.
– И все же мне жаль его. Я бы хотел помочь ему.
– Ты сделал выбор, брат. Пророчества указывают на этого человека, он не должен был умереть, однако умер. Всевышний решил, что этот человек станет Рожденным Дважды, чтобы выполнить свое предназначение. Для Него судьбы мира превыше всего. Мы хотели знать твое мнение и рады, что ты сострадаешь этому смертному и хочешь разделить его судьбу до конца. Но запомни, что сказали тебе Высшие. Войдя в человеческое тело, ты станешь его рабом. Ты не сможешь изменять свою форму и проходить через врата миров. Ты вынужден будешь оставаться в мире, куда отправляешься, разделить с этим человеком все испытания, которые ему предстоят. Ты, дитя эфира, узнаешь, что такое оковы плоти. Когда тело погибнет, ты освободишься.
– Я понимаю. Я принял волю Высших. Я готов.
– Тогда ступай. И пусть новый мир станет для тебя родным, брат. Прощай…
– Живой! Боги всеблагие, силы небесные, жив!
Фон Эшер с трудом разлепил веки. Узнал корчмаря из Немчинова – глаза старика сияли счастьем. Услышал какие-то бубнящие неразборчивые голоса. А потом в его сознание вошло новое чувство.
Чувство, что он изменился. Не умер, но стал другим. В первый миг это испугало его. Но потом он услышал голос, который говорил с ним. Нечто поведало ему, как они стали одним целым. Всю историю Изгнания и Спасения. И фон Эшер понял, что теперь им суждено быть вместе. Делить одно тело и одно проклятие.