Мысли Ярре прервало появление вооруженных людей на дороге, и были они точь в точь похожи на разбойников, которые пытались их ограбить и убить пару часов назад – такие же грязные, заросшие, изможденные, одетые в рванину мужики, глядящие исподлобья и вооруженные кто чем. И у всех на шее висели либо головки чеснока, нанизанные на веревки, либо кроличьи лапки.
– Эй, стоять! – гаркнул старшой в это команде. – Стоять, сказано!
– Мы в Лекаву едем, – ответила княжна.
– Чего? – Старшой показал рукой, и Ярре увидел у обочины дороги высокий шест, на котором болталась черная тряпка. – Не видите знак, али слепые?
– Это Лекава? – Княжна будто не слышала слов старшого.
– Лекава, чтоб ее, – старшой подошел ближе и взял коня Янки под уздцы. – Поворачивайте обратно, дети, от беды подальше. Мор тут у нас лютый.
Словно подверждая слова крестьянина, ветер принес из-за деревьев новую волну страшного запаха, такого густого и крепкого, что Янка закашлялась, а Ярре почувствовал тошноту.
– Кто у вас старший? – спросила Янка, откашлявшись и вытерев слезы.
– Так-то Миран за старшого будет, – ответил крестьянин, – а вообще-то всем преподобный из Путны заправляет. И он велел нам никого не пускать.
– Меня вы пропустите, – с неожиданной решимостью сказала княжна. – Я имею право видеть все сама. А не пустите – пожалеете.
Крестьянин не успел ответить – Янка ударила коня пятками и пустила его прямо на загородившую дорогу толпу. Крестьяне даже не попытались ее остановить, тем более что Вельфгрид очень выразительно тявкнул на них и показал свои клыки. Ярре, проезжая мимо ополченцев, услышал, как один из них шепнул другому: "Ведьма, что ли?" Ярре глянул на крестьянина сердито, и тот сразу отвел взгляд.
Еще недавно Лекава была маленьким процветающим городком, теперь же представляла собой печальное зрелище. Дома выглядели нетронутыми, но окна и двери были распахнуты, ограды вокруг частично разобрали на топливо для костров. Встреченные на дороге оборванцы, бросив на чужаков испуганные взгляды, тут же убегали вверх по улице, к центру городка. Смрад гари и жженой кости становился все крепче. Когда они проехали половину расстояния до возвышавшейся на холме над Лекавой церкви, на колокольне забил колокол, предупреждая о прибытии незваных чужаков.
Навстречу им попался какой-то малый – полуголый, взлохмаченный, с лицом, покрытым золотушными струпьями и вооруженный дохлой промерзшей насквозь кошкой, которую он держал за хвост.
– Пиехаллы! – взвизгнул он, приплясывая и размахивая своим трофеем. – Сабачка прифла, аф-аф-аф!
Вельфгрид зарычал на дурачка, но тот продолжал улыбаться и приплясывать. Ярре свистом подозвал волка, и дурачок побежал дальше, что-то громко крича.
Лагерь беженцев располагался как раз вокруг церкви. Его окружал импровизированный палисад из вбитых в землю кольев и рогаток на козлах. На въезде в палисад вновь были вооруженные пиками, топорами и длинными луками мужчины, и с ними – пожилой человек в серой суконной мантии и плаще с капюшоном.
– Остановитесь! – крикнул он, протянув ладонь в повелительном жесте. – Именем Божьим, или я прикажу стрелять!
– Отец Питри? – Янка наклонилась в седле, точно хотела рассмотреть серого получше и убедиться, что не ошиблась. – Отец Питри, это вы!
– Ты меня знаешь? – Человек шагнул вперед, присмотрелся к Янке и вдруг отшатнулся и всплеснул руками. – Силы Творца, быть не может! Ваше…
– Тсс! – Янка испуганно замотала головой. – Молю, святой отец, молчите.
– Ты знаешь этого монаха? – шепнул Ярре.
– Отец Питри когда-то был моим учителем, – ответила шепотом же Янка. – Он жил в нашем поместье и обучал меня грамоте и Слову Божью.
– Невозможно! – Питри подошел еще ближе, взял девочку за руку. В ввалившихся, окруженных тенями карих глазах монаха вспыхнула радость. – В Путне объявили, что вся ваша семья убита разбойниками. В Кревелоге объявлен траур.
– Я не видела, что случилось с папой и мамой. Только знаю, что их нет в живых. Чувствую. – Княжна помолчала. – А Ставека зарубили на моих глазах. Меня бы тоже убили, если бы не этот юноша. Он и его волк спасли меня от убийц.
– Это воистину великое чудо! – Питри обхватил ладонями большую лысую голову, будто боялся, что она у него лопнет. – Поверить не могу! Вы живы. Какое счастье! Но как вы здесь оказались? Вам надо ехать в Златоград, а вы…
– Я не могу ехать в Златоград – почему, объясню потом, – Янка соскочила с коня на землю. – Мы встретили крестьян по дороге. Они рассказали, что у вас происходит.
– И вы приехали сюда? Не самая лучшая мысль, ваша… госпожа. У нас тут…
– Знаю, нам уже сказали про вампира.
Брат Питри изучающе посмотрел на девочку.
– И вы добровольно поехали сюда? – спросил он.
– Я хочу помочь.
– Великий Боже, сударыня, да чем вы нам поможете? Я всегда считал себя человеком знающим и искушенным, но Господь показал мне, что все это было пустой гордыней. Я беспомощен перед этой тварью. Это настоящее проклятие. Никакие экзорцизмы и обереги не помогают. Мы отправляем на смерть зараженных людей, чтобы спасти остальных. Восемь человек за три последних дня – это женщины и дети большей частью.
– Вампир не нападает на мужчин? – не удержался Ярре.
– Женщины и дети более легкие жертвы для проклятой твари, – ответил монах. – Послушайте меня, уезжайте отсюда, пока светло. Вам здесь не место.
– Это земли моего рода, – шепнула Янка на ухо Питри и добавила уже громче: – Нам некуда идти, святой отец.
– Вы не понимаете, – вздохнул Питри. – Если слова вас не убеждают, идемте – я покажу вам кое-что.
***
В большой землянке было пусто, холодно, темно и смрадно. В свете фонаря Янка увидела, что к столбу, подпирающему свод землянки, прикована за руки за ноги одетая в рваное окровавленное платье девушка чуть старше ее. Бедняжка висела в оковах, уронив голову на грудь – свалявшиеся от грязи длинные, такие же светлые как у княжны волосы закрывали лицо. Рядом со столбом стояла деревянная самой грубой работы колыбелька. Янка заглянула в нее: в колыбельке лежал младенец, завернутый в грязные тряпки.
– Это Марта и ее дочка, – пояснил отец Питри. – Последние, кого искусала эта тварь.
Янка поежилась, подошла ближе к колыбельке. Младенец лежал с полузакрытыми глазами, его губы запеклись от сжигающего малютку жара, щечки были в красных пятнах . На шее ребенка были видны следы от укусов – две точки засохшей черной крови, окруженные синеватым отеком.
– Мне придется своими руками убить их, – добавил Питри, взяв со стола в углу землянки кинжал и показав его княжне. – Перерезать им горло освященным кинжалом, а тела сжечь на костре. Убить пятимесячного младенца, ваше высочество. Знаете, что испытывает человек в такие мгновения?
– Им нельзя помочь? – спросила Янка. Казалось, она вот-вот заплачет.
– Увы, это проклятие, от которого нет спасения. Вампиризм развивается по-разному, иногда от укуса до появления первых признаков болезни проходит месяц или даже больше. Здесь же, в Лекаве, налицо молниеносная febra sanguinaria – кровавая горячка. Они все равно умрут, а потом будут приходить вдвоем – мать и дитя. И я вас уверяю, что младенец станет еще более страшным вампиром, чем сама Марта.
Женщина на столбе зашевелилась, заскрежетала зубами – видимо, каждое движение причиняло ей сильную боль. А потом она подняла голову и взглянула на Янку, и княжна невольно попятилась назад. Глаза Марты светились в полутьме землянки алыми углями.
– Ааааа, пришел! – проскрипела женщина, с ненавистью глядя на монаха. – Мучить нас пришел. Мою малютку мучить. Будь ты проклят!
– Марта, ты знаешь, у меня нет выбора, – ответил Питри. – Я не могу позволить тебе превратиться в чудовище.
– В чудовище? – Марта издала хриплый клокочущий звук, будто что-то забурлило у нее в горле. – Много ты понимаешь, тупой монах! Оставь нас в покое. Отпусти нас. Ни я, ни мой ребенок не сделали тебе ничего плохого.