– Мы не понимаем, – Браск поджал губы. – Мы хотели…
– Парень, не зли меня, – Варнак с лязгом выхватил меч и приставил лезвие к горлу сида. – В третий раз я повторять не буду.
– В самом деле, – подал голос Эндре, стоя у костра с флягой меда в руке, – мне тоже непонятно, что все это значит. Нам сейчас нужен каждый человек.
– Непонятно? – Варнак с кривой усмешкой, не убирая меча от горла Браска, показал свободной рукой на Ледяной Клык, вершину которого окружило полярное сияние, полыхающее частыми вспышками сполохов. – Знаешь, что там? Смерть. Не одного человека, не тысячи, не сотни тысяч. Не твоя и моя, чертов вампир. Это – Смерть для всех. А я хочу, чтобы они жили. Вопреки всему.
– Ты не смеешь решать за нас, охотник, – с достоинством ответил Браск.
– Смею. Теперь отец мертв, и я тут старший. Все вы, сопляки, отправитесь в Оплот. Этих двоих, – Варнак показал на Ярре и Янку, – заберете с собой. Кайлани вас проводит.
– А Всадники? – спросил Эндре. – Кто ими займется?
– Я займусь, – ответил Варнак сквозь зубы и убрал меч.
– Нет, сынок! – Сигран подошла к костру. – Ты не можешь распоряжаться. Старшая здесь я.
– Мама!
– Варнак! – Сигран так глянула на охотника, что тот опустил глаза. – Успокойся. Батей не одобрил бы то, что ты делаешь.
– Госпожа, – Браск почувствовал надежду, – мы хотим сражаться! Мы не можем…
– Варнак прав, сын мой, – Сигран впервые назвала сида сыном. – Очаг Оплота не должен погаснуть. Я здесь старшая, и я решаю. Вы едете в Оплот.
– Hock`a`me! – выругался Браск. – Проклятые круглоухие! Почему вы не верите нам?
– Ты получил приказ, парень, – сказал Эндре. – В таких случаях говорят: "Да, госпожа". Или тебя этому не учили?
– К Святилищу едут я, Варнак, Кайлани, Эндре и… – Сигран посмотрела на Ярре и Янку, – ты, лучник. Девочка поедет с вами, Браск.
– Я не отпущу Ярре одного! – вскричала Янка. – Я с вами!
– Нет, любовь моя, – Ярре нежно зажал княжне рот ладонью. – Я должен. Ради того я и ехал в Оплот. Мать Сигран все правильно говорит. Тебе нельзя с нами.
– Ты мой гридень! Ты всегда должен быть со мной.
– Девочка, не время для капризов, – заметил Эндре. – Нам нужны воины.
– Нет! – Янка вырвалась из рук Ярре, подскочила к Сигран. – Ты не смеешь разлучать нас, тетенька! Мы с Ярре… он… он мой…я его не отпущу!
Сигран не ответила. Лицо Янки задергалось, слезы полились из глаз.
– Ярре мой! – Она схватила Сигран за рукав. – Я не хочу… не хочу!
– Я тоже, девочка, – ответила Сигран. – Но я только что похоронила мужа и поведу почти на верную смерть последних двух детей. Ради тебя.
– Я не просила об этом! – Янка бросилась к Ярре, обхватила его руками. – Ярре, почему ты молчишь?
– Сигран права. Ты будешь презирать меня, если я останусь с тобой.
– Ты…ты… ненавижу тебя! – Янка с размаху влепила юноше пощечину. – Пошел прочь! Я освобождаю тебя от клятвы! Ты больше не мой гридень! Ненавижу тебя… ненавижу!
– Благодарю, ваша светлость, – Ярре поклонился княжне и подошел к Варнаку.
– Браск, забирайте девочку и поезжайте, – сказала Сигран. – Поспешим, времени почти не осталось.
– Вы прирожденный командир, Сигран, – сказал Эндре, поклонившись Наставнице. – Я и Мгла пойдем за вами в огонь и в воду.
Сигран не ответила. Отвернулась и подошла к куче пожитков, сложенной у костра. Здесь, в большом кожаном мешке лежала кольчуга Батея. Слишком большая и тяжелая для нее, но она принадлежала Батею – и только это имело значение.
– Варнак, помоги мне, – сказала Сигран, вытаскивая кольчугу из мешка.
Ее сердце было тяжелым от переполнявшей его скорби, но страха больше не было. Потому что ее дети будут с ней до последней минуты. И если Митара будет милостива, она уйдет в Вартхейм первой и не увидит, как они погибнут.
***
Силы и боевой кураж остались, но того чувства почти полной неуязвимости, что было в самом начале сражения, уже не было.
Световая стена, казалось, теряет свою несокрушимость. Бен Ревак вспомнил первую атаку – тогда сквозь сияющий занавес не прошел ни один из упырей. Может быть, потому, что в начале их было много меньше, и все они, коснувшись колеблющейся завесы Сияния, разлетались в клочья. От них оставались только обугленные кости, усыпавшие дорогу на много десятков локтей вниз. Во время первой атаки им даже не пришлось пускать в ход оружие – Занавес все сделал за них, уничтожив нежить своей магической силой. Ревак, увидев это, даже исполнил на радостях импровизированный танец, который насмешил всех. Но передышка между второй и третьей атакой тварей на вершину горы оказалась короткой: снизу, из долины на них двинулась настоящая армия. Сотни умертвий против пятерых охотников.
Страха Ревак не испытывал. Скорее, чувство досады. Еще никогда ему не приходилось сражаться против целого войска нежити. Ни ему, ни его товарищам – кряжистым йорманам Ингольду и Адамару, вестрийке Лале и любимому ученику Зерре, боевому магу Лоратину. Воинов общины Зерре и Шасты. Впрочем, Зерре говорил им, что враг будет силен. Очень силен. Они были готовы к этой битве и понимали, что их ждет. Но все равно, уж слишком много этих тварей…
С севера и запада вершину защищают другие отряды – каждой группе Бьеран-Медведь поставил свою задачу. Ревак и прочие охотники из группы Зерре встали здесь, на востоке, на самом опасном участке – именно в этом месте обвивающая Ледяной Клык горная дорога выходит к вершине. Прочие бойцы закрывают обходной путь и само святилище. Бьеран велел им не отступать, да только зря он это сказал – дураку понятно, что отступать просто некуда. Или победа, или смерть. Только бы Сияние сохранило свою силу!
Колонна умертвий подходила к колышущейся светящейся стене – Ревак мог видеть их. Сотни легионеров с застывшими лицами: даже мертвые, они вели себя как опытные хорошо обученные воины. Закрывшись большими щитами, мертвецы быстрым шагом поднимались по тропе, шли в ногу, гремя доспехами, и этот грохот приближался с каждой секундой. Ревак поудобнее перехватил тяжелый двуручный топор – этим топором он отправил во Тьму не одну тварь. Ингольд и Адамар стояли справа и слева от него, подняв свое оружие, готовые принять врага. На скале, навсишей над дорогой, заняли позицию Лале и Лоратин. Лица у всех были сосредоточенные, угрюмые – и решительные. Ревак почувствовал, как страх отступает.
Они будут вместе до конца, подумал он. И в Вартхейм отправятся все вместе. Много лет они прожили одной семьей и, если Митаре будет угодно, не покинут друг друга и за порогом смерти.
Из-за плотного строя умертвий выскочили всадники – Ревак сразу узнал дикарей-хаутов. Всадники были мертвы, как и их кони, шли прямо на Завесу молча, только колокольчики на их попонах звенели громко и весело. Вот передние наездники на всем скаку ворвались в стену Света….
… Грохот, слепящая вспышка….ага!!!
Ревак ликующе завопил. Одних мертвецов просто разорвало в клочья вместе с конями: других Завеса отбросила назад, и кони начали падать, спотыкаясь о распростерые на снегу дымящиеся тела, сбрасывая своих наездников в снег. Но у умертвий не было инстинкта самосохранения: все новые и новые всадники неслись прямо на Сияние, гибли, разлетались фонтанами промерзлой плоти и клочьями горелой одежды – и Завеса начала слабнуть. Ее мощное радужное свечение стало не таким ярким, прорезалось слепящими сполохами, и прямо перед Реваком в световой стене появилась дыра.
– Бей! – завопил Лоратин, и с его пальцев сорвались две шаровые молнии. Они с жужжанием пронеслись прямо над Реваком и ударили в возникших из бреши мертвых хаутов, разнося их в куски.
Через покрытые изморозью трупы людей и коней в медленно затягивающуюся брешь полезли пехотинцы. Бен Ревак увидел их глаза – остановившиеся, лишенные жизни. И еще, мертвецы ворчали, как ворчит вцепившаяся в слишком большой кусок мяса собака.
Рослый центурион с длинным мечом возник перед Реваком. Охотник принял его удар на древко топора и попятился назад. На распухшем белом лице мертвого центуриона не были никаких эмоций – просто маска смерти. Ревак завопил, ударил прямо в это лицо. Лезвие топора раскроило череп умертвия, но враг не упал, задергался, будто в конвульсиях, ударил щитом снизу вверх, выбивая топор из своего черепа – и пошел вперед. Вторым ударом Ревак все же сбил тварь на снег и начал рубить, будто мясную тушу на плахе, пока центурион не перестал шевелиться. Новые твари, прорвавшиеся за Завесу, заставили Ревака бросить поверженного врага.