– А я думаю, что как раз в этом.
– Вовсе нет. И вы должны это понимать. Зависимость – это болезнь. Это не ваша вина, но теперь, когда вы это знаете, вы сами должны решить, что делать.
Я посмотрел ему в глаза. Никто еще никогда не говорил мне такого. Что не только я во всем виноват.
У меня нет чувств. Я только притворяюсь, что они есть.
В последующие четыре недели, посещая групповые и одиночные консультации, я понял, что нечто, таящееся в глубине меня и требующее алкоголя и наркотиков, – не моих рук дело. Нет никаких логических причин, по которым я разрушаю себя. Внутри меня существует какая-то секретная кодовая комбинация, и когда цифры со щелчком совпадают, желание одерживает верх. Наука не может это объяснить, любовь не может победить, и не останавливает даже перспектива неминуемой гибели. Я зависим и останусь зависимым, как сказал консультант. Но – и это самое главное – мне не обязательно жить как зависимому.
В последнее воскресенье мне разрешили выйти из центра, чтобы со знакомым пробежать Скай-Клайм – забег длиной 12 километров до пика Олласон в прекрасном парке у Салинаса. За время терапии я бегал только один раз и ощущал себя пополневшим и не в форме. Когда раздался выстрел, я устремился вперед и почти два километра держался в голове бегущих. Все шло великолепно, пока не начался подъем на холм, и тогда я понял, что дело плохо. Я испробовал все трюки: смотрел далеко вперед, а не под ноги, сокращал шаг, поднимал выше руки, – но все было бесполезно. В моих квадрицепсах накапливалась молочная кислота, и я отчаянно глотал воздух. Я ничего не мог поделать и замедлял темп, а мимо пробегал один участник за другим. Наконец мне пришлось перейти на шаг.
Я зависим и останусь зависимым. Но – и это самое главное – мне не обязательно жить как зависимому.
Но вместо того чтобы ощущать себя униженным и проигравшим – особенно когда мимо просеменила годившаяся мне в бабушки женщина, крикнувшая: «Держись! У тебя получится!» – я испытал новые, неведомые мне чувства. Я ощутил себя чистым. Мой организм был свободен от наркотиков и алкоголя. Ничто не заглушало боль, не смазывало попытки. На вершине холма дорога выровнялась, и я снова побежал. Я пересек финиш одним из последних, а потом стоял под ветерком и разглядывал уходящие к заливу Монтерей желтые и серо-зеленые холмы. Зима выдалась сухой; до первых синих люпинов оставалось еще несколько недель. Но тогда эта местность показалась мне необычайно прекрасной: голая и пустая, но готовая вот-вот расцвести.
Глава 4
Под конец двадцать восьмого дня пребывания в «Бикон хаузе» я вышел из его ворот и пообещал себе сохранять трезвость. Каждый день я посещал собрания «Анонимных алкоголиков». Также я занялся бегом, не столько из любви к бегу – это пришло позже, – сколько потому, что он давал мне ощутимое подтверждение того, что я поступаю хорошо. Я записался на марафон в долине Напа: отчасти чтобы узнать, каково это – бегать трезвым, и отчасти чтобы проверить, подхожу ли я для Бостонского марафона. На финише меня, пробежавшего дистанцию за три часа семь минут, приветствовала мать, а через пять недель я стоял на стартовой линии в Хопкинтоне, штат Массачусетс. Еще через неделю я снова принял участие в марафоне Биг-Сур, на этот раз трезвым, в составе группы «сороконожка» из тринадцати державшихся за резиновый трос человек. Такие «сороконожки» – распространенное явление на коротких забегах вроде «От Залива до Прибоя 12K» в Сан-Франциско, в которых многие участвуют просто ради забавы; мы решили стать первой «сороконожкой» на Биг-Суре. Три члена команды сошли с дистанции, а оставшиеся десять финишировали менее чем за три часа тридцать минут, выполнив поставленную цель. По пути мы дважды останавливались, чтобы сообща помочиться. Фотография нашей «сороконожки» была опубликована на задней обложке журнала Runner’s World. Друзья меня поздравляли, и даже отец, казалось, проникся моей целеустремленностью и желанием сохранять трезвость.
Быть трезвым оказалось потрясающе. За сорок пять дней я пробежал три марафона, и все с неплохими результатами. На работе и дома дела тоже шли хорошо. Я придерживался программы «12 шагов». Так прошло пятьдесят дней, затем шестьдесят и семьдесят. На девяностый день я получил жетон за трезвость и ошибочно воспринял это как своего рода выпускной, как подтверждение того, что я полностью исцелился и все держу под контролем. Затем, по не вполне понятным мне самому причинам, я отошел от программы. Перестал звонить своему спонсору и ходить на собрания.