Рунольв
Рунольв
Он приходил в кафе на набережной, заказывал кофе и садился у окна с газетой. Я обедала там почти каждый день, и часто его видела. Поначалу ничего необычного я в нем не заметила - красивый, хорошо одетый мужчина, лет тридцати на вид. У него были немного вьющиеся темно-русые волосы, почти всегда стянутые в хвост, и крупные, грубоватые черты лица. Специально я не присматривалась, но спустя какое-то время, стало очевидно, что кофе он не пьет, да и газету не читает. Это меня заинтриговало и заставило внимательнее за ним наблюдать. Большую часть времени странный посетитель проводил сидя за столом и глядя в пространство. Бесстрастное и задумчивое лицо казалось ненастоящим, словно маска. Его не оживляли никакие эмоции. Глаза, устремленные в пустоту, пугали своей неподвижностью.
Собственно наблюдением исподтишка все и закончилось бы, но вмешалась судьба.
Случай, приведший к знакомству, оригинальностью не отличался. В один прекрасный (или ужасный) дождливый день в кафе не осталось свободных столиков, даже стулья почти все были заняты. Перерыв уже заканчивался, искать другое кафе времени не было, и я, набравшись храбрости, направилась к столику у окна.
- Можно? - спросила я.
Мужчина посмотрел на меня. Он, казалось, был слегка удивлен, но кивнул и снова опустил взгляд к газете.
Минут через пять он вдруг спросил:
- Вы где-то недалеко работаете?
- Почему Вы так решили? - ответила я, с ужасом представляя, как со стороны могло выглядеть частое посещение кафе, если учитывать пристальное внимание к его столику.
- Вы здесь часто бываете, - улыбнулся мой сосед.
- Действительно, глупый вопрос, - я тоже улыбнулась ему, - да, я работаю совсем рядом. Знаете офис-центр за углом? - мне было важно показать, что я прихожу сюда по некой объективной причине.
- А вы тоже работаете поблизости? - спросила я, отчаянно пытаясь сообразить, как вывести разговор подальше от собственной персоны.
- Я? - и снова мимолетная улыбка. - Нет, просто место нравится - и обстановка приятная, и вид из окна.
- Да, обстановка замечательная. И кухня тоже.
- Не имел возможности оценить. Как вы могли заметить, я прихожу сюда не обедать.
Все, подумала я, теперь можно проваливаться под землю. Он заметил, что я подсматривала.
- Да, меня всегда интересовало, почему вы никогда ничего не заказываете, а только сидите и смотрите на улицу, - теперь точно можно проваливаться, раз уж фактически призналась в подглядывании.
- И почему же не спросили, если интересовало?
На его лице легко читалось любопытство, но без намека на иронию. Как будто всё это в порядке вещей.
- Да, странно бы это выглядело. Честно говоря, надеялась, что вы не заметили, моего внимания. Очень неловко себя теперь чувствую.
- Это было незаметно. Практически. - на этот раз он улыбнулся по-настоящему, тепло и открыто. - Просто я очень наблюдателен. Кстати, раз уж мы так давно знакомы, позвольте узнать, как же Вас зовут?
- Женя. И можно на «ты». - Камень свалился с плеч, ответная улыбка в этот раз была настоящей.
- Рунольв. Правда, здесь меня чаще зовут Слава.
В голове вихрем понеслись мысли, имя было странное и явно нерусское. Видимо удивление отразилось на моем лице, потому что он пояснил:
- Это скандинавское имя. Старое довольно-таки. Поэтому, хотя по документам я Рунольв, обычно называюсь Славой, чтобы избежать ненужного внимания.
- Вы... ты иностранец? Но ведь говоришь без акцента.
- Отец был иностранцем. Мать - местная. Я очень давно живу в России, акцент просто стерся.
На работу я в тот день опоздала. Зато в эти украденные у рабочего дня полчаса родилась дружба. Та самая, настоящая. Не знаю, как так получилось, как такие разные во всех отношениях люди крепко-накрепко сдружились. За тот час мы не сказали друг другу ничего важного, ничего, что могло бы объяснить почему, еще ничего не зная о Рунольве, я ему поверила. И верю до сих пор.
Он не спросил моего телефона или адреса. Просто сказал:
- Я завтра опять буду здесь. Приходи.
Я пришла. И потом приходила снова и снова. Это продолжалось около месяца. Меня саму удивляет, как легко было ему все рассказывать, он всегда слушал со вниманием, не пытался дать понять, что мои проблемы мелкие и незначительные, а те новости, что я ему рассказываю, для него ровным счетом ничего не значат, чем грешили другие мои приятели. Нет, напротив. Когда я пыталась сдержать свою природную болтливость, Рунольв начинал сам расспрашивать. Меня всегда поражало, как он запоминал разные мелочи - это было лестно для самолюбия. Я и сейчас не знаю, почему рассказывала ему столько о себе - ни одна подруга обо мне столько не знала. Даже мама не знала.