- Прощение... искупление. Может душу? Никто не знает.
Неизвестно, есть ли вампиры, вернувшие душу, потому что все вампиры одиночки и между собой общаются мало, а если их пути вдруг пересекаются, то говорить на эту тему считается неприличным и оскорбительным.
Высшие - это божественные сущности, подробнее он так и не сказал - то ли сам не знал, то ли об этом было запрещено говорить.
Вампир появляется не в тот момент, когда человека проклинают, а только после смерти. Но не каждое проклятие способно сотворить такое, а только сказанное от всего сердца, с настоящей злобой или произнесенное человеком, который имеет особую силу, колдуном. Однако, те, на кого пало проклятие, как правило, долго не живут. Умирают они внезапно - либо от несчастного случая, либо от руки вора, либо на поле битвы.
Рунольв так и не сказал, когда же он родился, упомянул только, что погиб в бою. Когда я спросила, кто же его проклял и за что, он отказался отвечать. Я чувствовала как ему до сих пор больно от этих воспоминаний и не стала допытываться.
Еще он рассказал, что когда вампир возвращает душу, он становится смертным и как бы продолжает свой жизненный путь. Но долго они после этого не живут. Возможно, от долгого осознания собственной неуязвимости их инстинкт самосохранения слишком крепко спит, возможно, так и должно быть, но вампир, получивший душу, умирает вскоре после этого и не своей смертью.
Об этом известно всем вампирам, несмотря на то, что никто никогда не видел исцелившихся и несмотря на то, что они не разговаривают на эту тему.
Да, он так и сказал, исцелившихся. Проклятие, по его словам, как бы обрывает нити, связывающие душу и тело. Когда рождается вампир, на месте души остается открытая рана, которая не заживает никогда.
Он относился к тем проклятым, которые питались эмоциями - горе, боль, тоска - все это являлось своего рода пищей для него. Поэтому он и жил в большом городе, где всегда хватало подобного. Но ему не нравился город. Как Рунольв рассказывал, он родился недалеко от этих мест, но таких городов еще не было. И ему было тяжело здесь.
Я очень удивилась тому, что и его ко мне тоже тянуло с самой первой встречи. Не знаю, в-точности, что чувствовал он, но у меня это была почти физическая потребность. Причем вовсе не сексуального характера - нет. У меня развилась самая настоящая зависимость от общения с ним. Постоянно хотелось быть рядом, касаться его, разговаривать. Я так и не нашла более-менее правдоподобного объяснения этому явлению. По словам Рунольва выходило, что от меня шло какое-то тепло, подобное солнечному. А он был холоден, на месте души была ледяная пустыня. И как змея выползает на солнце погреться, так и ему постоянно хотелось быть рядом. Но почему это было так, почему так было только со мной, он ответить не мог.
Это было в пятницу. После этого Рунольв уехал на несколько дней. Как я теперь понимаю, это и было одно из тех таинственных заданий.
А потом что-то изменилось. Я поняла, что именно только через несколько дней. Он стал другим. Нет, внешне все было по-прежнему. И, одновременно, все не так. Кроме того, мне было неспокойно. Мучила странная, необъяснимая тревога.
Я пыталась понять, чем она вызвана, звонила родственникам, друзьям - но у них было все в порядке. Когда это делала, то мне казалось, что это не из-за них.
Когда я спросила Рунольва, чувствует ли он что-нибудь необычное, он только покачал головой. Ему казалось, что все изменилось из-за того, что все открылось.
- Знаешь, - сказал он, - с одной стороны, мне легче от того, что тебе все известно, а с другой - очень жаль, что все не может быть как прежде. Просто для тебя я изменился. Поэтому тебе так тревожно.
- Ты не прав, - ответила я, - все это время я подозревала нечто подобное. Просто все оказалось и не так ужасно, и, одновременно, намного страшнее, чем я предполагала. Нет, дело не в этом. Что-то происходит. Я это чувствую. Ты же знаешь, у меня сильная интуиция.
Рунольв долго смотрел на меня, потом опустил голову так, что мне не было видно лица и тихо, почти шепотом, сказал:
- Помнишь, я говорил тебе, что там, где была душа теперь рана? - он упорно смотрел на свои руки, лежащие на столе. - Так она пропала. Я не уверен, что обрел душу, но рана теперь не болит.
Мороз прошел по коже. Это из-за него меня не отпускал страх. Что-то должно было случиться.
- И что теперь будет? - голос мой звучал как-то странно - от волнения сжало горло.
Он, наконец, поднял голову.
- Ну что ты так испугалась? Если я искупил проклятие, то просто буду смертным. И умру, когда подойдет срок. Если нет, то все будет по-прежнему.
Я не знала что сказать. Соврать ему, сказать, что, после его объяснений, все встало на места, и причина моей тревоги нашла объяснение, я не могла - он почувствует и ложь и тревогу. Поэтому я просто подошла и обняла его. Это было так просто, казалось таким правильным.