— Сегодня заплыв, — сказал Эрик, поглядывая на меня. — Все еще хочешь, чтобы я заехал?
— Не стоит. Хочу поговорить с папой, — и затем пойти к Торину.
— Что ты, котенок, — прервал папа, — конечно, иди с Эриком. Я никуда не уйду.
— Но я хочу знать, что произошло, и… — я заметила, как мама прижалась к нему, и все поняла. Наверное, им нужно побыть наедине. Я посмотрела на Эрика. — Ладно. Подберешь меня через двадцать минут.
— Рад, что вы вернулись, мистер К. — Эрик открыл дверь и исчез снаружи.
Я побежала в кухню и выглянула в окно. Грузовик уже уехал. И какое объяснение мне придумать, чтобы пойти в дом напротив? Я развернулась и увидела, с каким умилением родители смотрят на меня.
— Уже ушел? — поддразнил меня папа.
Он знает Торина?
— Что?
— Эрик. С каких это пор ты смотришь, как он уезжает? — продолжал он.
Лицо покрылось краской. Если бы он только знал. Я снова обняла его.
— Я так рада, что ты снова дома, папочка. Но мне все еще нужны подробности о том, что случилось, ясно?
Он усмехнулся:
— Предельно.
— Мам, у нас новый сосед, — добавила я, поднимаясь по лестнице. Уже в комнате я залезла на подоконник, всматривалась в окно Торину.
— Торин, — прошептала я. — Ну же, подойди к окну. Дай мне знак, что ты вернулся.
— Привет, Веснушка.
Я замерла. Напуганная, что это только воображение, я медленно развернулась, мое сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Но он не был плодом моей фантазии. Он стоял возле шкафа, у зеркала во весь рост, будто только что вышел из него. Скорее всего, так оно и было. Как обычно, он был во всем черном, руки в передних карманах штанов. Он был так красив, что захватывало дыхание. Прядь черных волос, пересекавшая лоб, была так же знакома, как и лукавая улыбка, в которой он часто кривил губы. Только в этот раз он не улыбался.
— Ты вернулся, — прошептала я.
В его глазах проскочило синие пламя, он жадно всматривался в мое лицо.
— Я же обещал.
— Мой папа тоже вернулся.
— Знаю. Я нашел его.
— Ты? Я думала Норны…
— Их обычно не волнуют такие вещи. Я пожертвовал всем ради тебя, Веснушка, — прошептал он низким и глубоким голосом. — Я сделаю, что угодно, чтобы ты была счастлива, поэтому я нашел его.
В мгновение он пересек комнату и притянул к себе. Его губы нашли мои, подчиняя их и каждую частичку моего тело своей воле. Я схватила его за футболку и повисла, чтобы не упасть. Я тонула в своих чувствах, опьяненная от нарастающего удовольствия, и застонала. Он стал центром моей жизни. Его запах, его притягательный вкус, ощущение горячего твердого тела.
Он что-то прорычал и притянул меня еще ближе, его руки ласкали мои бедра, поднимаясь выше и обнимая мою грудь. Я перестала дышать. Он оторвал от меня губы и, тяжело дыша, посмотрел в глаза. Я набрала в рот воздух, наполняя легкие, и улыбнулась. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл, ничего не произнося. В его глазах отразилась сильная боль.
— Что такое? — спросила я.
— Я не могу, — прошептал он с горечью. — Я думал, что приду, увижу тебя в последний раз, попрощаюсь, но этого недостаточно. Ты пробуждаешь во мне чувства, которых раньше не было, Веснушка. Заставляешь хотеть и жаждать невозможного. Когда я с тобой, правила перестают иметь значение. Ты стала причиной моего существования, — он обнял мое лицо. — И все же, я знаю, что не подхожу тебе.
— Подходишь, — я потянулась и схватила его за руку.
Он покачал головой, всем своим видом выражая мучение.
— Нет, ты не можешь жить в моем мире, — хрипло прошептал он. — Иначе, ты должна стать такой, как я, а этого я никогда не допущу.
Я прижала палец к его губам, не позволяя сказать больше ни слова.
— Я знаю, кто ты, Торин. Эндрис мне все рассказал.
Он нахмурился:
— Когда?
— В ночь выпускного бала, — я всматривалась в его лицо. — Мне плевать, что ты Валькирия. Почему ты не исцелил меня, когда была возможность, и не обратил в Бессмертную?
Торин закрыл глаза и дотронулся до меня лбом:
— Я не мог сделать этого, как и не мог позволить тебе умереть. Ты не какая-нибудь несчастная девушка, попавшая в беду, которую нужно спасти, как было с Малииной и ее сестрой. У тебя прекрасная жизнь, Веснушка. У тебя есть люди, которые любят тебя.
— Мне все равно.
— Не говори так, ты сама знаешь, что это ложь. Тебе не все равно, — он дотронулся до моего лица и погладил по щеке. — Я не обращал внимание на их существование, потому что мне нравилось, как я чувствовал себя рядом с тобой. С тобой я улыбался, и одиночество исчезало. Мне даже хотелось нарушить все правила и делать все, что хочу. Чего желаю. Но потом я увидел, как в больнице тебя поддерживали друзья, видел глаза твоей матери, когда она думала, что потеряла тебя; увидел, через что ей пришлось пройти ради тебя. Я больше не мог закрывать на них глаза. Я знал, что ты принадлежишь им. Нужна им. Живая, — снизу раздались голоса. Он отошел, опуская руки. На его идеально отточенном лице засияли руны, а зеркало за спиной покрылось дымкой. — Мне нужно идти.