— Рейн?
— Хорошо, ты подловил меня, я не хочу носить эту дурацкую майку, — я оттолкнула его и, выключив свет, забралась обратно в постель. Я слышала, как он ворочается, пытаясь устроиться поудобнее.
— Если бы я знал, что ты серьезно имеешь это в виду, я бы поцеловал тебя, — сказал он.
— Ой, заткнись, — теперь он ещё и смеялся надо мной.
Очередной отрезок молчания, мне стало интересно, о чем он думает.
— У тебя сегодня какое-то безумное настроение, — произнес он.
Он даже не догадывался.
— Ты помнишь, какой договор мы заключили, когда нам было по десять лет? — спросила я.
— Какой именно? Я сбился со счета после «никаких ночевок», когда у тебя начала расти грудь.
Я захихикала, вспоминая тот разговор.
— Так, почему ты здесь?
— Я не знаю. О каком договоре шла речь?
Мы поклялись всегда обсуждать, что нас беспокоит. Торин беспокоил меня, потому что я не понимала его, но представить себе не могла обсудить это с Эриком.
— Мы договорились подать заявки в одни и те же колледжи, — импровизировала я.
— Не переживай. Мы будем ходить в одну и ту же школу.
Если бы я только могла быть в себе уверенной, как он.
— Я думаю, нам стоит начать выбирать уже сейчас и пойти на досрочное поступление. Что насчёт Брекли или, может быть… Куда ты идёшь? — спросила я, когда он встал.
— Ты видишь это? — он указал на улицу.
В спальне наверху в доме Томрина моргал свет. Три вспышки, пауза, одна, пауза, три. Это был сигнал, мы с Эриком придумали его и использовали, когда один из нас хотел поговорить.
— Откуда он знает наш сигнал?
— Я не знаю, — ответил Эрик раздраженным голосом.
— Подожди, — но Эрик уже пересек комнату. Он открыл окно. Я наблюдала, как он спустился по дереву. А затем увидела силуэт в его старой спальне. Торин. Свет перестал мигать. Секундой позже Торин открыл переднюю дверь внизу и вышел наружу.
Как он мог так быстро двигаться? Или с ним в доме есть еще кто-то? Может быть, родители? Я не могла спуститься по чертову дереву, поэтому наблюдала за ними с балкона. Их голоса были приглушенными, что также добавилось к моему разочарованию.
Через несколько минут Эрик вернулся и встал у подножия дерева:
— Брось мне мои ключи.
Я нахмурилась:
— Зачем?
— Я иду домой. Моя мама позвонила ему.
Я посмотрела на Торина. Он стоял, прислонившись к перилам на крыльце, скрестив руки на груди и направив глаза на Эрика, как будто чтобы удостовериться, что он ушел домой.
— Я спускаюсь.
Эрик покачал головой:
— Нет, Рейн. Ты сломаешь себе что-нибудь.
— Я не буду пользоваться деревом, — я закрыла окно позади меня, схватила его ключи, ботинки и камеру и прокралась по коридору. Из спальни мамы не доносилось ни звука, но она спала довольно чутко. Я нахмурила, ненавидя себя за то, что начала думать о спальне, как о ее комнате, а не их с папой. Внизу я нашла Эрика снаружи у входной двери.
— Что происходит?
— Я не знаю, но мне нужно идти, — он повесил камеру на шею и надел ботинки.
— Почему твои родители позвонили ему, а не мне?
— Потому что они всегда считали, что если меня нет дома, я в старом доме, — он забрал у меня ключи и всего мгновение смотрел на меня сверху вниз. Тишина затягивалась. Я была уверена, что он поцеловал бы, особенно когда его глаза опустились на мои губы. Вместо этого он отступил назад, поднял камеру и нажал на кнопку. Он улыбнулся, когда я нахмурилась. Он еще раз сфотографировал.
— Спокойно ночи, Рейн. Увидимся утром.
Я прошла вниз по подъездной дорожке и смотрела, как он уезжает, затем посмотрела на дом Торина. Он стоял на крыльце, по прежнему прислонившись к перилам, за тем исключением того, что его взгляд был сосредоточен на мне.
Что за игру он вел? Мне хотелось пойти туда и потребовать ответы, но я была слишком зла. Я повернулась, вошла в дом и залезла в постель. Сон ускользал от меня довольно долго, и, когда я наконец уснула, за мной гналось что-то невидимое.
***
Когда я проснулась, до меня долетел запах жареных яиц. Папа. Он часто готовил специальный завтрак к моему дню рождению. Взбудораженная я сбежала вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Я остановилась, когда добралась до кухни и увидела маму у плиты, переворачивающей омлет на сковороде. По мне разлилось разочарование.