Я смотрела на него, не моргая. В его лице отражалась то злость на Торина, то обида на меня. Я не знала наверняка, чего он хочет от меня. Неужели он хочет забрать меня с собой? Или убить?
— Пожалуйста, скажи, как я могу все исправить, — тихо сказала я.
Его глаза устрашающе засверкали.
— Разве только умереть. Не смешно ли, я просил его позволить тебе умереть. Тогда он мог бы проводить твою душу домой и навещать тебя каждый раз, когда приводил бы новых, но, полагаю, ему это тоже не нравилось. Я все еще не могу понять, почему спасение твоей жизни так много значило для него, ведь теперь он даже не получил, чего хотел. Тебя.
Провести душу?
— Кто вы?
Он горько засмеялся:
— Для такой умной девочки, ты слишком медленно соображаешь.
— Торин сказал, вы вербуете атлетов для своей секретной организации, — неуверенно возразила я.
Эндрис усмехнулся:
— Сент-Джеймс хорошо умеет играть словами, — он подошел к холодильнику, достал другую бутылку и открыл ее. — Нет, Рейн. Мы не вербуем атлетов. И тут наступает самая грустная часть разговора. Торин хочет пожертвовать всем, чтобы ты могла прожить свою жалкую смертную жизнь, а ты даже не знаешь, кто он. Если бы ты умерла, как было запланировано, ты бы все узнала и все эти объяснения не понадобились бы.
— Просто скажи, кто вы? — просила я.
— Мы жнецы, Рейн. Сборщики душ. Мы находим сильных, спортивных мужчин и женщин, ждем, пока они умрут, и отправляем в Вальгаллу и в Фолькванг, где их натаскивают на последнюю битву между добром и злом, затем падение богов, крушение твоего мира, начало нового и бла-бла-бла.
Я смотрела на него круглыми глазами. Я достаточно прочитала о Скандинавской мифологии, чтобы догадаться, кто они.
— Не может быть, что вы Валькирии, — прошептала я. — Они ведь женщины.
Он покачал головой.
— Книги Смертных всегда отстают от времени. Вначале все Валькирии были женщинами. Мужчины шли воевать, в то время как и жены оставались дома, поэтому логично, что только женщины-валькирии забирали с собой павших в бою воинов. В смерти, как и в жизни, противоположности притягиваются. Женщины-воины, вероятнее, пойдут за привлекательными мужчинами-валькириями, а подростки пойдут за подростками. Как только больше женщин начало участвовать в битвах, появилось больше мужчин-валькирий, и чем моложе и красивее они были, тем лучше, — он развел руки, будто имея в виду себя. — Мир изменился, и мы вместе с ним. Солдат теперь находят не на поле боя. Мы находим их на спортивных соревнованиях, аренах, в бассейнах, где угодно, где спортсмены встречают свою несвоевременную кончину.
Теперь все стало на свои места. Торин, может, и не сказал открыто, кто он, но он давал мне подсказки. Я просто никогда не пыталась их связать воедино.
— Вы пришли не только за мной, — прошептала я. — Вы пришли сюда за всей командой.
— Ну, наконец-то, ловишь на лету. Но то, что мы уходим, не значит, что они теперь в безопасности. Торин всего лишь выиграл немного времени. У них может быть день, неделя или месяц, но, в конце концов, явятся другие Валькирии. Им не избежать смерти.
Грудь наполнилась болью.
— Ты меня за этим сюда привел? Сказать, что все мои друзья погибнут? Торин говорил, что вам нельзя рассказывать Смертным о вашем мире.
Эндрис наклонился ко мне и ухмыльнулся, дыша не алкоголем в лицо:
— Нельзя. Когда мы все же говорим или когда нас замечают, мы делаем так, чтобы вы ничего не вспомнили, но мне кажется, ты должна знать, Рейн.
Меня удивила злость в его голосе.
— Почему?
Он перекатился на пятки, его взгляд был стеклянным, помутневшим.
— Из-за тебя я потерял Малиину. Из-за тебя Торин гниет в аду у Хель или превращается в зло. Знание, что за твоими друзьями следует смерть, и ты ничего не сможешь изменить, совсем небольшое бремя, ты так не думаешь? За тебя, милая, — сказал он, осушая бутылку, после чего откинул ее в сторону. Она разбилась о стенку, разлетаясь мелкими кусочками стекла. — Идем, Ингрид.
На их коже появились руны. Готова поклясться, что, уходя, в глазах Ингрид я видела жалость. Их размытые фигуры направились наверх, к порталу. Я смотрела им вслед, голова кружилась, а колени подкашивались.
Я качнулась назад и ухватилась за перила. Торин ушел, и все это по моей вине. Он пожертвовал собой, своей душой, чтобы я могла жить. Вдобавок мои друзья были в опасности, и я ничего не могла сделать, чтобы изменить это.
Я не знаю, как я выбралась из опустевшего дома Торина, но в следующую секунду я стояла на пороге своего, по лицу стекали горячие слезы. Я открыла дверь.