С одной стороны Совету всегда будет мало боевых кораблей, пушек, танков и самолётов. Производство всего этого лоббируют серьёзные группы в думах и в Совете, для них любые цены на ресурсы будут высокими.
Но с другой стороны высокие цены и хранение материалов стало большим бизнесом. Отдельных и слишком нелюбимых бояр думы сдадут, но далее Совет обороны замучается получать в думах особые разрешения. Бояре соберутся в кучки и не позволят рушить их бизнес, не дадут ценам пойти вниз.
Можно выйти из программы, просто заплатив налоги со строительства складов и с покупки ресурсов, что так же Совет полностью устраивает — все эти деньги особыми указами пойдут ему для покупки ресурсов на биржах. Но это ужасно непатриотично и невыгодно — всё придётся вывалить на рынок…
И я вообще без боярских прав, меня же первого и обнесут!
Так, без паники. Как пришло, пусть так же и уйдёт, я тут уже воюю на секундочку, а не просто обогащаюсь. Главное не мои активы, а чтоб страна вооружалась, и цены не падали — оно должно порадовать Европу. Подняв на отца Василия серьёзное лицо, я спросил:
— Сколько у нас могут забрать?
— Почти половину, — грустно вздохнул священник. — Мы ведь оптимизировали склады, так самые дешёвые условия хранения у металла, и цены растут быстрее всего. Правда, он занимает много места и тяжёлый.
Катя заметила:
— Часть можно вывести из программы Совета и передать прямо производителям под реальные контракты.
— Да, особенно танкостроителей следует обезопасить, — согласился я.
— Всего, что им нужно, у нас нет, — задумался отец Василий. — Можно поговорить с другими боярами.
— Обязательно освети это в «Московском еженедельнике», — сказал я Кате.
— Осветим, — серьёзно кивнула она. — Всё это ужасно патриотично.
— Но под месячные контракты мы пристроим небольшую часть металла, — возразил священник. — Производственники тоже думают и считают, что у нас нет выхода. Просто прямо сейчас ты их ещё держишь обязательствами, они должны ждать… э… изменений в твоей позиции.
— Изменений они ждут, — мрачно проговорил я и недобро ухмыльнулся. — Будут им изменения, — я повернулся к Кате. — Чему быть, того не миновать, сами пойдём навстречу. Мы отдадим Совету много металла. Только обязательно вместе со складами.
— Но в решении о складах ни слова! — заметил отец Василий.
— Дают — бери, — ласково улыбнулась Катя. — Возьмут, никуда не денутся. Особенно после статей в газете.
— Думаю, меня поддержат восторженные бояре, — сказал я серьёзно. — Первые откликнуться те, кто в списках Совета сверху. Будут им металлы.
— И склады, — поддержала меня Катерина. — Которые просто придётся чем-то наполнить, иначе, зачем они им нужны.
— Оттуда ничего и вывозить не станут, — смиренно проговорил священник. — Быстрее в Совете появятся другие интересы… — он снова полез в свою папку. — Тогда сейчас напишем заявления.
Закончили с отцом Василием, поменяли Свете пелёнки…
Мелкая снова спокойно ссытся с завидной регулярностью и тоже из вредности. Вот чистенькую и сухую Светулю мама покормила, она пока уснула, и мы перешли к моим самостоятельным заданиям.
На воскресенье прилично задают, и их слишком много просто не бывает — всегда есть вопросы со звездой. Обсуждал с Катей задачи, ведь один я могу что-то упустить, не придать значения. Говорили, конечно, по-немецки.
До половины седьмого Свете ещё раз поменяли одёжки, обтёрли её и покормили. И пришла Миланья сказать, что за нами приехали. Я и так сидел в парадке, а Катя побежала одеваться для выхода.
Только она в другом платье вышла в гостиную, рыси выдали новость — они не поедут. Их персонально не приглашали, а у Князя Москвы может быть лишь его охрана.
Я уже хотел психануть и не ехать, но Авдей сказал, что я дал обещание. Мухаммед добавил, что я теперь отказом оскорблю всё Московское княжество, а Надя с Клавой кивнули, сурово пожелав нам хорошо повеселиться.
Катя передала Светку Миланье, дочка сразу заревела. Я взял со столика свёрток, развернул меч, и мы прошли за рослыми мужиками в серых костюмах в прихожую. Катя надела пальто и берет, я шинель и фуражку, и все вышли из квартиры.
Мне хотелось ещё подойти к новым с виду воротам в гараж, потрогать свежую краску, только краска ещё, наверное, не высохла, и мужчины в костюмах уже приблизились к точке тихой истерики, несмотря на всю их невозмутимость.