— Тогда пока это всё, — сказал я. — Остальное услышите от моего человека. Он расскажет, что и у кого покупать, кого нанимать и что со всем этим делать.
— А сколько дружин ты потянешь? — деловым тоном уточнил Антон. — У меня очень много друзей в разных княжествах.
— По одной не ошибёшься, — усмехнулся я. — Свяжешься с моим майором, я его предупрежу.
— Это с Бирюковым, что ли? — проявил новгородец осведомлённость. — Тогда я лучше сам съезжу в Семёновск. Вот только матч досмотрю и сразу поеду.
Я иронично посмотрел на дядьку, а тот смущённо улыбнулся в русую бороду и сказал:
— Ну, полюбил я футбол! Последняя всё-таки в сезоне игра, надо посмотреть.
Почти перед Артёмом через скамейку сидел другой любитель футбола. Худой дядя в сером пальто и шляпе азартно болел, вскакивал во все острые моменты и кричал со всеми. Этот слабенький маг дружил в гимназии с будущим известным журналистом, и тот легко устроил товарищу пропуск.
У его ног стоял обычный конторский кожаный портфель, но мужчина будто забыл про него. Ничего съедобного туда точно не положили. Дело в том, что мужчина служил в проектной конторе и продавал кому-то чертежи новой пушки.
В вестибюльной давке он просто менялся с каким-то парнем одинаковыми портфелями. Парень уносил чертежи, а мужчина пачки рублей. Вот только в этот раз, или чертежи устарели, или Большов собрался на матч — в портфеле спрятали три килограмма мощной взрывчатки и радиодетонатор.
На противоположной трибуне сидел простой мужик с биноклем. На стадион многие пришли с биноклями и подзорными трубами. Во время игры убедился он, что Артём и дядя с портфелем уселись правильно и отложил бинокль. Мужик нагнулся к своей сумке, временно подключил антенну, что спрятали у него под пальто, налил в стаканчик коричневой жидкости и нажал кнопку…
И ничего не взорвалось! Он пока отключился, нервно выпил и стал жевать бутерброд, размышляя. Эту технику ведь уже испытывали на больших расстояниях! Осечка? Возможно. Только слишком часто наклоняться к сумке мужик не мог, чтобы не привлекать внимания, и просто для самочувствия.
Через полчаса он нажал на кнопку снова…
Нет. Это не осечка, детонатор что-то загораживает. Наверное, толстяк перед портфелем в яркой импортной курточке. Из чего их только делают! Однако придётся ждать, когда толстый уйдёт.
Блин! Сидит, будто его закопали. Или вскакивает со всеми, когда забивают гол. Мужик из-за нервов не однажды выпивал и закусывал, да всё как об стенку. Тут и до окончания матча недалеко, и это даже хорошо. Дядя с портфелем встанет, пойдёт на выход…
А вот и конец игры! Встреча закончилась боевой ничьёй 2: 2. Ну же, толстый! Люди вон уходят! Но нет, он встаёт вместе с тем мужиком. Пробираются по проходу к лестнице. Можно снова попробовать, только следует убедиться, что объект в зоне…
Где Большов⁈
А! Он в компании идёт вниз, перепрыгивая пустые скамейки. Почти спустились, нельзя терять времени! Мужик нырнул в сумку, неловко спьяну подключился и нажал кнопку…
На противоположной трибуне прогремел взрыв!
Глава 20
Постичь Европу пытался не один только Дитрих, за ней пристально следили из Японии. Их дипломаты или шпионы присутствовали везде в тех количествах, в которых им позволяли власти стран. Это особенно относилось к Москве.
А в это же время Московская Епархия Православной Церкви разведкой всё-таки не являлась. Деньги стали делаться на месте или в Лондоне, а был ли Андрей Пермяков агентом немцев — да бог его разберёт.
Контактов с Андреем не прекращали на всякий случай. Куратором ему назначили иерарха, близкого к уходу на чисто аналитическую работу, и даже слали его группе большие деньги, целую тысячу рублей в месяц. Боярин Пермяков, получая жалование, только вздыхал и посылал по команде немцев очередной отчёт. Немцы ему за эти отчёты платили втрое больше.
Уже неважно, на каком именно уровне Епархии после тщательного ознакомления отчётами прикрывали столы за трапезой. С пятнами от сухой или копчёной рыбы измятые документы из урн собирала уборщица и перед отправкой в контейнер их фотографировала особым шпионским аппаратом, думая себе, что японская тысяча хорошо, но за риск могли бы платить и побольше.
Отчёты Дитриха не стали единственными сведениями, которые со всего мира направляли японцы в Токио своим аналитикам. Особенно летом 1940-го года, сразу после Халхин-Гола, когда даже аналитики перестали что-то понимать в Гардарике.
Вернее японцы сообразили, что катастрофически недооценивали противника. Они не могли понять, как не заметили очевидного. И почему японцы всё равно не понимают, как эти вонючие и безрукие варвары с севера настолько их обошли.