Рыси дожидались меня в спортзале, все девять. Тимофей сказал, что пятеро в рейде. Для начала я их порадовал, рассказал о направлении в Москву и командировочных. Далее физкультура с ознакомительным мордобоем.
Ну, просил же сразу выходить в тотемном трансе! Так Коля с пола проскулил:
— Да в трансе мы! Только тебе пополам!
Я сфокусировался на ребятах… действительно в трансе. И мне на самом деле без разницы. Всего-то год с небольшим не виделись, и такие изменения! Как заново знакомимся!
— Вспомни наш вчерашний разговор, — загадочно сказал Тимофей, утирая личность. — Быть рысью и считать себя рысью — разные вещи. Всегда помни об этом.
— Ладно, хватит, — сказал я кротко. — Вы тогда без меня, а я только разомнусь.
До полудня практически ничего особенного не случилось. Только я внове с себя удивлялся — оказывается, я ещё могу прикладывать усилия просто для удовольствия и таки его получать! Гимнастика называется.
А на других бойцов я не смотрел. Что им мои советы? Всё равно всё сделают неправильно.
В двенадцать парни пошли в столовку, им полагалась казённая кормёжка, а я в отпуске, потому направился в гостиничный ресторан. Условились встретиться после обеда в штабе.
В ресторане я себя в целом не особо ограничивал, просто всё удовольствие убивали цены. Никаких интервью не планировалось, обычный обед, но, если я всегда так буду питаться, что привезу Кате и Свете? Отказался от пирожного к чаю. Ну, не совсем отказался, не стал брать третье.
После обеда без спешки прошёл в штаб. Как ни удивительно, все бумаги у писарей уже лежали готовые. Я их подписывал, когда в комнату вошёл бледный Тимофей. Я на него вопросительно посмотрел, но он сделал жест, мол, продолжай.
Вместе вышли в коридор, и Тимоша ускорился, я в темпе пошёл за ним.
— Позвонили из пехотной дивизии начальнику, ты ещё пистолетом ему тыкал, — отрывисто говорил он на бегу. — Вернулась группа. Авдей там остался, а Мухаммеда принесли. Хочет что-то тебе сказать, но нужно спешить. Зря бы не просил.
На парковке у входа Тимофей сел на правое сиденье джипа, я за руль. С места стартую. С заднего сиденья поднялся солдатик с заспанным лицом и воскликнул:
— Ты кто⁈ Куда⁈
— Спи дальше, — рыкнул я, обернувшись к нему.
Водитель рухнул обратно. Тимофей подсказывал дорогу, заранее указывая повороты. А нормально фронт ушёл на запад за месяц, я и не помнил этой местности. Тимоха держался двумя руками за торпеду, подсказывал и старался не выпасть на ходу, с учётом поворотов ехали на двух колёсах. В среднем на трёх.
Я честно не думал, что хочет сказать Мухаммед. Просто хотел его увидеть ещё живого, и теплилась искорка надежды ему помочь. Приехали и юзом встали у лазарета. Когда выпрыгивал, взглянул всё-таки на водителя. Он не выпал, только спал уже на полу.
Влетели в большой дом. Тимофей сказал женщине у входа:
— Где раненый разведчик? Недавно его принесли!
— Так в общей он пока, — сказала она, показав пальцем. — Тама…
Мы быстрым шагом направились к указанным дверям. Тётка подорвалась за нами с криком:
— А халаты⁈
Вошли в большую комнату, плотно заставленную койками с ранеными. Все стонали или бредили, но Мухаммеда я сразу почувствовал и подошёл на ватных ногах. Другой человек его бы не узнал, лицо — месиво засыхающей крови. До подбородка простыня в бурых пятнах.
Я ощутил океан боли и понял, что ему уже всё равно. В нём остался только рысий транс и зазубренные слова. Фактически передо мной изуродованное, жутко страдающее передающее устройство. Жизни практически не осталось…
Мухаммед неожиданно захрипел:
— Ленточку уже переходили… из миномёта… рядом… Авдей раньше…остался прикрывать… счастливчик…
Мне на плечи накинули сзади халат. Мухаммед злобно зашипел:
— Прогони её!
Я оглянулся, добрая женщина сама вышла из палаты.
— Запомни, Тёма… это рысье… долго не пускать смерть… терпеть… если надо, — пробулькал Мухаммед, и на его почерневших губах показалась кровавая пена. — Это долг… я пытался… и ты меня слушаешь…
Он со свистом вздохнул несколько раз, алые пузыри из его рта надувались и лопались. Мухаммед через силу продолжил:
— Терентия нет… он приказал… налить в бачок… твой папка… не стал рысью… считал пережитком… хотел избавиться… Терентий сказал… боярином станет… истинный рысь… теперь боярин ты… прощай…
Мухаммед пустил к себе смерть. Я долго смотрел в его мёртвое лицо, и ничего, кроме жалости не испытывал. Ёлки! Я не хочу ничего знать! Верните Мухаммеда!