Тогда уже командование нашего фронта не станет игнорировать успех армии Салтыкова, даст ему всё и ещё больше попросит у Ставки, или кто у нас за неё. Василия Петровича негласно объявят победителем конкурса, дадут ему новое звание и начнут с ним во главе большую фронтовую операцию.
А я что? Я не возражаю! Только не хочу в составе батальона лежать на поле боя дохлый. Батальон в полной готовности на выгодных позициях будет поджидать появление полка Дёмина.
А танки врага сами никуда не пойдут. Невозможного боя не случится, враг уже не верит в русские истерики…
На участке армии фронт прорвали в нижнем углу. С того места просто самый удобный и быстрый выход на дороги, а не потому что Салтыков рассчитывал на помощь соседей.
Исторически так сложилось, что транспорт с севера на юг опирался на большие реки, мосты через них и дороги строили поперёк, восток-запад. Я упоминал уже, что даже леса в Гардарике высаживаются по одному плану, и надо ж так совпасть — они все получались вытянутыми с запада на восток.
С севера на юг тоже встречались дороги, просто реже, и в местах, где пути пересекались, возникали посёлки и даже города. Южный фланг армии опирался на лесной массив, который заканчивался на вражеской территории, и там стоял посёлок.
То есть я же должен как честный человек слегка коснуться местности и упомянуть карты, тем более что приехали уже. Прибыл батальон в дивизию Редькина в пятом часу утра.
Встретил меня его заместитель, как родного! Сказал, что будить комдива не хочет, и пожелал счастливого пути и великих побед, я ведь спешу. На это я ласково ему ответил, что мне очень нужно поговорить с комдивом.
Я его терпеливо подожду целых пятнадцать минут, и поеду всё-таки. Но я обязательно вернусь. И тогда им обоим лучше самим повеситься, никого не привлекая. Я им это как их боярин могу твёрдо обещать.
Капитан побледнел, попросил чуточку обождать, и ушёл от танка быстрым шагом. Через три минуты вернулся вместе с суровым комдивом Редькиным. Я его очень душевно поприветствовал и высказал скромную просьбу.
Мне чисто по-дружески и временно нужны два грузовика радиоэлектронной борьбы, полностью экспериментальное отделение с лыжами и со всеми их гранатомётами, дополнительно пятьдесят шесть пар лыж, все танки быстренько заправить соляркой, и с собой все цистерны с топливом. Отказы и оправдания не принимаются.
Редькин пробормотал, что сейчас в дивизии топлива хватит только долить танкам в баки, а остальное он устроит меньше чем за час. Я грустно сказал, что ладно, сойдёт и так.
Последний участок я ехал с тотемными рысями. Разбудил парней и послал вдоль колоны предупредить, чтоб готовились к заправке, и чтоб к моей машине пришли командиры и члены моего экипажа.
Ребята убежали трусцой, и вскоре у моего танка собрались танкисты. Я им сказал, что всех услышал, всё обдумал, и обсуждение закрыто. За вступлением подробно описал обстановку и доходчиво изложил приказ:
— Европеец более не верит в русские истерики, и, только мы нападём, сильно призадумается. Нам совсем не нужно при этом погибать. Чтобы он остановился, достаточно хорошо врезать ему по роже. Наша задача — удержать противника трое суток.
— Если наше командование тупое, враг через трое суток возьмётся за нас серьёзно, и нам конец. Но нам же всё равно конец при тупом командовании. А если командование у нас умное, конец настанет неприятелю.
— Противник лишён авиаразведки, и обязательно использует все доступные средства. Враги точно будут слушать эфир, поэтому запрещаю слово «батальон». Ко мне по рации обращаться «майор»…
Паша меня перебил:
— Запретили же радиосвязь!
Я сказал мягко:
— Все запреты действуют до боевого столкновения. Мы используем радио для обмана врага. Например, батальонам у нас не дают части радиоэлектронной борьбы, это уровень дивизии. Противник быстро установит присутствие в районе наших машин РЭБ и сделает неверные выводы.
Костя Гаев задумчиво проговорил:
— Как раз дня за три враг средствами агентурной разведки установит, что нас всего батальон, — он ко мне обратился. — Ты говорил, что надо врезать ему по роже, давай с этого момента подробнее.
— Я поставил себя на место европейца, — стал я терпеливо объяснять. — В обычных условиях он должен пойти через посёлок. Но сейчас враг и так нефига не видит и всё равно рискует. Лес, понятно, растёт на непригодных для сельского хозяйства холмах. В распадке с юга на север проложена грунтовая дорога. В лесу на той дороге танки трудно заметить с воздуха, да никто и не подумает, что немец пойдёт на такой риск…