Потребности общения с людьми у нее нет никакой, и поэтому даже с любовником она всегда сидит молча. А на столе, где она пьет чай и обедает, всегда лужи от пролитого чая, молока, целые рои мух и никогда никакой скатерти, так как Настасья потребности в ней не чувствует и превосходно обходится без нее.
Все эти качества и свойства у Настасьи отличаются такой прочностью, что ни при каких случаях не поддаются изменению.
- Откуда только такие берутся, - скажет иногда Дмитрий Ильич, - ведь пять лет живет около меня, видит совершенно другое начало, другую жизнь, от которой, слава богу, могла бы научиться. И все-таки ни в чем никакой перемены. Изумительное существо!
* * *
Дмитрий Ильич вошел в кабинет и, подойдя к часам, прежде всего сорвал со стены расписа-ние занятий. Потом оглянулся по комнате.
- Настасья! - крикнул он тем тоном, каким зовут на расправу.
Настасья пришла, вытирая грязные руки о подол сарафана, и остановилась около двери.
- Ты что же, исполнила то, что я тебе приказывал? - сказал хозяин, твердо и испытующе глядя на нее. - Убирала в комнате?
Настасья ничего не ответила и стала водить глазами по комнате, как бы не зная, в чем ее вина, и стараясь отыскать ее прежде, чем на нее укажут.
- Ну?
- Да я все тут перетерла и картины перетирала, и со столов...
Митенька посмотрел на столы. На гладкой поверхности дорогого красного дерева видне-лись дугообразные засохшие грязные мазки от мокрой тряпки и следы точно от когтей какого-то страшного животного. Это Настасья зацепила своим ногтем, когда вытирала.
- Варвар! - вскрикнул хозяин. - Понимаешь? ты - варвар... Это что? сказал он, необыкновенно быстро подойдя к столу. Он ткнул пальцем в продранные полосы и взглянул на Настасью.
- Оцарапано чем-то...
- Не чем-то, а твоими когтями. Что же ты и возишь по дорогой вещи грязной мокрой тряпкой? У тебя есть соображение?
- А кто же его знал: стол и стол; я почем знала?
Хозяин несколько времени молча смотрел на нее.
- Вот вы мои два сокровища, - сказал Митенька, продолжая смотреть на Настасью с тем же выражением, точно надеясь пробудить в ней сознание своей вины и раскаяние. - Вот тут и попробуй с вами что-нибудь начать. Но нет, это вам не с кем-нибудь, я вас образую. А это что такое? - вдруг с новой силой воскликнул владелец, случайно остановив взгляд на картине. Картина была повешена кверху ногами.
- Что это такое?
- Ну, картина...
- Не "ну, картина", а просто картина, сколько раз говорить. Но как она висит?
- Как висела, так и висит, - сказала Настасья, угрюмо и недоброжелательно посмотрев на картину.
- Господи боже мой, какая же это непроходимая безнадежность! - сказал хозяин, сложив руки на груди и глядя в упор на Настасью. Настасья посмотрела на хозяина и, заморгав еще чаще, - отчего ее низкий лоб покрылся складками, точно от бесплодного напряжения мысли, - отвела опять глаза в сторону.
- Когда же ты ухитрилась ее так повесить?
- На другой день после Николы перетирала.
- Это она уже целую неделю так висит у тебя?
- А вы что ж не скажете?
- Что ж тебе говорить... во-первых, я только сейчас заметил, а потом я просто не представ-лял себе всего твоего... великолепия, - сказал хозяин, не найдя другого слова. - Ну, что же ты стоишь? Поправляй.
Настасья неохотно подошла к картине и подвинула ее на гвоздиках несколько вправо.
- Что ты делаешь?
Настасья испугалась и подвинула картину совсем влево.
- Ох! - сказал в изнеможении Митенька и даже сел. Настасья оглянулась на него, не отнимая рук от картины.
- Кверху ногами висит, кверху ногами. Понимаешь теперь?
- Веревочка-то в эту сторону длинней была, я и думала, что тут верх, сказала Настасья, став своими валенками на шелковую обивку кресла, чтобы перевесить картину.
Митенька хотел было крикнуть на нее, но только махнул рукой и сказал вразумительно:
- По картине смотрят, а не по веревочке. И потом, изволь из парадных комнат убрать все эти корзины с грязным бельем и весь хлам, который ты туда натащила, а то все это у меня полетит... Поняла?
- А куда ж их девать?
- Что же, значит, в чистые комнаты валить?
- Да там просторно.
Митенька несколько времени смотрел на нее.
- Что, если тебя одну пустить в хороший дом, во что ты его превратишь? - сказал он.
- А что ж ему сделается...
- То же, что ты сделала с моим домом. И боже тебя сохрани, - сказал хозяин, несколько торжественно поднимая палец, как бы заклиная Настасью, если я с завтрашнего дня увижу хоть один горшок на балясинке или тряпку. А потом - помои? Что же ты, с ума сошла? и льешь всякую дрянь прямо с порога и из окна.
- Да я делый год выливала.
- Митрофановский дурацкий ответ. Тем хуже и возмутительнее, что тебе самой ни разу не пришла мысль о том, что ты разводишь заразу около дома.
- Я заразу не развожу, - сказала обиженно Настасья и пошла было к двери, обойдя стоявшего на дороге хозяина.
- Стой! выслушай сначала, а когда тебя отпустят, тогда можешь идти. Обедать подавай в столовую и накрывай стол как следует, как у людей делается, а не по-собачьи. И вообще запом-ни, что теперь тебе не будет так легко сходить все с рук, как до этого сходило. Можешь идти.
Нужно было сходить к Житникову. Митенька поморщился, как он всегда морщился перед всяким неприятным усилием. А неприятно было вообще всякое усилие.
- Не хочется идти к этому мещанину, - сказал он, но сейчас же, как бы стряхнув с себя что-то, взял фуражку и пошел. - Реальная жизнь требует усилия, значит, нужно сделать это усилие.
В состоянии этой решимости он вышел на двор, и глаза его сразу наткнулись на телят, бродивших около дома. И Дмитрий Ильич, решивший отстаивать каждую пядь своего права, вскипел гневом:
- Да что за проклятые! Нет уж, теперь я спуску не дам. Все бока обломаю без всяких протоколов! Митрофан, гони, не видишь! - крикнул он, увидев Митрофана, неспешно шедшего по двору.
- Да это свои, - сказал Митрофан.
- Так что же ты не скажешь?! - крикнул с досадой хозяин и пошел к Житникову.
Митрофан посмотрел ему вслед и, с усмешкой покачав головой, сказал:
- Голова-то не дюже крепка...
Вдруг хозяин, что-то вспомнив, повернулся на полдороге к Митрофану.