- О? - сказал удивленно Владимир. - Ну, черт ее знает, может быть... Теперь бы в Москву проехать, а не на Украину. Вот, брат, что хочешь, - до смерти люблю белокаменную. Как увижу из вагона утром - в тумане ее златоглавые маковки на солнце переливаются, да как въедешь в этот шум, так в голове и помутится.
- Да, - сказал Валентин, - только и есть два места - Москва и Урал.
- Два места?.. Да, брат... Урала не знаю, черт его знает, может быть... Теперь бы в Москву проехать, а не на Украину, мать городов русских. А как пойдешь мимо магазинов да около Кремля по этому Китай-городу, - горы товаров, мехов разных, золота, - голова кружится. А потом в ресторанчик, а потом за город, цыган послушать...
За соседним столом сидели и обедали артисты городского театра. Валентин поглядывал на них, а потом сказал:
- Зачем тебе сейчас цыгане? Цыгане хороши зимой, когда едешь к ним в сильный мороз на тройке в шубе после здорового кутежа, а сейчас какие же тебе цыгане, когда через полчаса мой поезд идет, а завтра сам за скотом едешь? Не подходит.
- Не подходит? - сказал Владимир нерешительно.
- Пригласим артистов. Это будет просто и кстати.
- Вали, идет! - крикнул Владимир. И так как он с некоторыми артистами был знаком, то их легко перетащил за другой свежий стол.
Через полчаса захмелевший Владимир уже кого-то обнимал, называя своим другом и братом, и размахивал деньгами. Потом вдруг на секунду протрезвел и испуганными глазами посмотрел на Валентина.
- А как же я завтра поеду? - сказал он, широко раскрыв глаза.
- Ты все о своих коровах беспокоишься? - спросил Валентин. - Коровы твои - пустяки. Разве ты сам этого не чувствуешь? Будет у тебя две коровы или тысяча, разве не все равно?
- Верно! - крикнул Владимир. - Черт с ними! Человек дороже коровы. Эх, вы, мои милые, так я вас люблю. Какие тут, к черту, коровы! Пей, ешь; что вы, черти, плохо пьете?
Некоторые из артистов стали было поговаривать, что у них спектакль. Но Валентин сказал:
- И спектакль ваш - чушь. Жизнь сложнее и выше вашего спектакля. Спектакль будет каждый день, а то, что вы сейчас переживаете, может быть, никогда не повторится. Тем более что мне побыть-то с вами осталось не больше часа.
- Все к черту! - крикнул Владимир, который уже расстегнул поддевку и распоясался.
И благодаря тому, что Валентин своим спокойным тоном внушил захмелевшим головам, что жизнь выше спектакля, все успокоились и махнули на будущее рукой.
- Приходи, Валентин, к нам на спектакль,- говорили актеры, - мы для тебя постараемся.
И действительно постарались.
История с женихом прошла тоже при прямом участии Валентина. Тут же в саду он встретил этого жениха, своего товарища по университету. И, оставив Владимира нести всякую чепуху среди захмелевшей актерской братии, пошел с женихом и с Митенькой в гостиницу.
- А ты хорошо живешь, - сказал Валентин жениху, как он всем говорил, с кем встречал-ся, и посмотрел на короткое щегольское пальто жениха. - Совсем иностранцем стал.
- Да, милый, - сказал тот, улыбаясь и придерживая от ветра котелок.
- И не пьешь?
- Представь, нет. Четыре года прожил, пора отвыкнуть. Красное с водой иногда пью.
- Ну, зайдем, хоть красного с водой выпьешь, - сказал Валентин.
- А к поезду мы не опоздаем? - спросил Митенька.
- К этому опоздаем - к следующему попадем, - сказал Валентин. - Когда меняешь всю жизнь, какое значение может иметь то, с каким поездом ты поедешь?
- Много не опоздаете, - заметил жених, - потому что в семь часов у меня венчание, и в пять я уйду от вас.
Пришли в гостиницу. Жених спросил себе красного с водой, а Валентин коньяку и портвей-на. И стали вспоминать Москву с ее широкой и вольной жизнью.
- Что ты все с водой-то пьешь? - сказал Валентин.
Жених с сомнением посмотрел на бутылку и сказал:
- Правда, до венчания еще далеко, а красное и так безобидная вещь. Потом решил попробовать коньяку. - В честь твоего отъезда, Валентин. А то, может быть, никогда и не встретимся. Да, добился я, брат, своего. Будет свой домашний очаг, семейная жизнь и полное довольство, потому что, ты сам посуди, адвокатов таких, как я, с заграничным образованием здесь нет, значит - конкуренции не будет. Что мне еще нужно?
- Да, тебе больше ничего не нужно, - отвечал Валентин.
Через час жених, ткнувшись ничком, спал уже мертвым сном на диване. И сколько Митень-ка, беспокоившийся за его судьбу, ни раскачивал его, тот только мычал.
- Пусть спит, - сказал Валентин. - Женится ли он сегодня или завтра, разве не все равно? Может быть, для него сегодняшний день так хорош, что он будет вспоминать о нем целую жизнь.
И вот в этом случае сказалась вся сила убедительности Валентина, с какой он действовал на людей. Когда жених проснулся и увидел, что уже время не семь часов, а целых десять, то он сначала пришел в отчаяние, рвал на себе волосы и говорил, что все пропало.
Валентин сказал на это:
- Успеешь и завтра жениться.
- Да, но скандал-то какой!
- Если через тысячу лет ты уже в ином существовании посмотришь с какой-нибудь плане-ты на землю и вспомнишь об этом случае, то он покажется тебе просто смешным, - сказал Валентин. - И от невесты твоей не останется тогда даже и костей. А лучше пошли им сказать, что ты заболел, венчаться будешь завтра в это же время, а сами сейчас поедем тут в одно местечко. Там дают хороший сыр и омары.
Дело кончилось тем, что жених с отчаяния поехал в то местечко, где давали хороший сыр и омары.
Результатом всего этого было то, что все еще помнили, что они добрались до местечка с хорошим сыром и омарами, а что было дальше этого - никто не помнил. Только как в тумане на секунду где-то на улице мелькнул перед ними образ Владимира, очевидно почувствовавшего себя уже в межпланетном пространстве, так как он потрясал последними деньгами.
Наутро Валентин с Митенькой проснулись у себя в номере. Каким чудом очутились они здесь, было совершенно неизвестно.
Жених приплелся к ним часа в два дня, в чужом суконном картузе, рваных штанах и в больничной рубашке, у которой на спине было написано: № 17.
Его подобрали за городом в канаве раздетого и обобранного. Жених не столько убивался о том, что его обобрали, сколько о том, что в больнице, куда его доставили полицейские, надели на него эту сорочку с большим черным номером 17.