- Не лезть на стену, а подчиниться ходу истории... - крикнул кто-то сзади из вражеского лагеря. Авенир повернулся в ту сторону как ужаленный.
- Не лезть на стену и подчиняться ходу истории? Вот ваша идеология. Вместо первой половины можно еще сказать: плетью обуха не перешибешь. Вот истинно мещанская идеология. Поздравляю, договорились. Теперь мы знаем, кто перед нами. Нет, голубчики!.. На стену мы будем лезть всегда, при всяких условиях. Потому что мы - авангард! И ваша стена - действи-тельность всегда останется позади и ниже нашего сознания.
- Браво! - крикнул Федюков.
- Но мы будем лезть не на стену, а через стену.
В задних рядах консерваторов начиналось возбуждение. Плешивый дворянин все порывал-ся что-то сказать, но не находил времени вставить свои слова между словами Авенира и только каждый раз делал губами такое движение, как будто ловил ими что-то.
И, как бы в противовес им, со стороны Владимира начиналось сдержанное, но уже беспре-рывное гуденье, так что голос Авенира все время сопровождался как бы аккомпанементом.
- Что касается истории, то это вздор и чушь! История - это то, что вы творите своими тупыми головами. Вот что такое ваша история.
- Председатель, остановите его.
- Вон! Долой!..
Владимировы молодцы, очевидно, решили, что настало время действовать по-настоящему. Весь зал вдруг наполнился сплошным гулом и громом, который производился ногами и стуль-ями.
Авенир, приподнявшись на цыпочки, чтобы его голос выделился из всего этого гама, кричал из всех сил:
- До сорока лет сохранил я в себе священный огонь бунта и потомкам своим передам его! Душа наша не удовлетворится ничем временным, относительным, условным. И всегда выскочит из убогих рамок вашего права, вашей истории. И не только выскочит, а разорвет их!
Со стороны консерваторов стоял сплошной крик возмущения. А Владимировы молодцы работали так, что дрожали стекла. Сам же Владимир, зверски выкатив глаза, только оглядывался на них и сучил из-под полы кулаки в ту сторону, где плохо работали, покрикивая:
- Гуще! Гуще!..
- Вы даете нам "свободу" содействовать просвещению народа в наших пределах, а мы требуем свободы без всяких пределов для распространения своих идей, чтобы открыть глаза...
- Все, что полагается по закону, вы получите, - сказал председатель.
- По вашему закону?
- По общему для всех, - сказал, строго нахмурившись, Павел Иванович.
- Нет, нам ваши законы не подходят. Здесь прошли все предложения наших идейных противников и не прошло ни одно из наших, поэтому мы начинаем действовать... Кто хочет бороться с произволом и насилием, прошу встать и подойти ко мне, - сказал Авенир, вынув платок, чтобы утереть пот, но не утер, а размахивал платком как знаменем.
Либералы, единомышленники Авенира, стали выходить среди наступившей вдруг тревож-ной тишины.
Такой оборот дела озадачил противников, и они растерялись.
Авенир почувствовал это и с мрачной торжественностью держал платок в поднятой руке, как знамя объединения оппозиции, и ждал, когда все выйдут на середину.
Старики из дворян, присмирев, испуганно смотрели со своих мест на молчаливо собирав-шуюся около Авенира толпу.
- Остановите их!.. Что они хотят делать? Это бунт!
- Да, это наш бунт против насилия и обскурантизма, - сказал с зловещим спокойствием Авенир.
В зале наступила жуткая тишина. И так как оппозиция была значительная по своему числу и качественно была составлена из крепкого материала, то консерваторы невольно оглядывались, как попавшие в засаду, откуда нет спасения...
Когда все собрались около Авенира, он оглянул собрание, затихшее в ожидании возможно-го погрома, и сказал:
- Я теперь слагаю с себя всякую вину за последствия того, что сейчас произойдет... Я умы-ваю руки. Повторяю: так как наши проекты отвергнуты и прошли предложения наших против-ников, имеющие целью поддержание существенного положения вещей, мы... (он остановился, тишина стала еще более зловещей) мы... устраняемся от всякого участия в делах Общества. Мы уходим!..
И они все стали выходить.
Оставались только озадаченные противники и большинство, которое само активно не действовало и колебалось между двумя крайними течениями.
- Здорово разделали? - спросил возбужденно Владимир, оглянувшись на Валентина.
- Да, хорошо, - отвечал Валентин. Вдруг Щербаков, первый опомнившись, вскочил из-за стола.
- Покинувшие заседание поступили вопреки воле собрания, поэтому собрание считает их лишенными всех прав. Бунтовщиков мы ставим, так сказать, вне закона и будем продолжать вести заседание. Кто за мое предложение, прошу поднять руки.
Но тут Павел Иванович остановил оратора.
- Вы можете только высказывать свое мнение, а ставить вопрос на голосование должен председатель.
Кто за предложение господина... господина Щербакова, - сказал Павел Иванович, забыв, как его зовут, и нахмурившись, - прошу поднять руки.
Меньшая половина присутствующих подняла руки. Владимир, сидя с своими молодцами, оглядывался с заинтересованным видом постороннего зрителя.
- Твоя партия голосует. Поднимай руку, - сказал ему Валентин.
- О, черт, разве? - И мигнул своим. В собрании вырос целый лес рук.
- Большинство за ваше предложение, - сказал Павел Иванович, как бы поздравляя орато-ра. И посмотрел на него через пенсне.
Предложения консерваторов были поставлены на окончательное голосование и прошли, поддержанные Владимиром и его молодцами.
- Едем сейчас ко мне на дачу, - сказал Владимир, - выпить по этому случаю.
- Нет, нам к тебе надо по делу, и мы приедем после, - сказал Валентин. - Мы, собствен-но, к тебе уже давно едем.
- А, ну ладно, вали!
L
Владимир, к которому ехали сейчас Митенька и Валентин, жил на своей даче, в районе сводимого им леса. Лес этот принадлежал Черкасским. И в несколько последних лет огромные вековые леса, из которых мужики с назапамятных времен воровали для себя и на продажу дрова и лыки, исчезли, и на месте их большею частью тянулись опустошенные пространства со срезанными пнями, густой березовой молодью и там и сям оставленными на порубке редкими гнутыми дубками, на которых любят садиться маленькие ястребки.
Водившиеся здесь прежде по заросшим лесным трущобам и оврагам медведи, лоси, волки исчезли, и вместо них только выпархивали из кустов во время сенокоса молодые тетерева, да весной на полянах токовали утренней зарей черные, краснобровые петухи.