Он всех тащил к профессору и перед всеми восхвалял его, называя необыкновенным чело-веком, что было странно (принимая во внимание обычное презрение Федюкова ко всем людям).
Федюков после нелепого случая с ним вдруг почувствовал к профессору почти восторжен-ную любовь. Не потому чтобы профессор проявил что-нибудь необыкновенное по отношению к Федюкову, а потому, что Федюков чувствовал свою вину перед профессором, а неожиданно легкая ликвидация этой вины еще более увеличивала приподнятое чувство Федюкова.
В свою очередь, баронесса Нина трогательно-бережно обращалась с Федюковым, относясь к нему как к обиженному судьбой сыну, которого не любит никто.
Но если перед профессором Федюков чувствовал свою вину заглаженной тем чувством любви, какое у него вспыхнуло, то он со страхом ожидал приезда Валентина, перед которым был виноват уже по существу, а не формально, как перед профессором.
И вот на восьмой день отъезда Валентина Федюков собрал всех друзей к профессору, чтобы выслушать его мнение о событиях.
Профессор, сидя в широком кресле, покрыв ноги пледом, - так как окна были открыты, - положив свои сухие руки на плед, начал было говорить, что, если война будет, она будет послед-ней, так как правосознание передовых людей, делающих жизнь, ушло гораздо дальше того, чтобы признавать войну нормальным разрешением международных конфликтов.
- Без крови ни черта не сделаешь, - сказал Щербаков.
- Человечество уже не переносит вида крови, - мягко возразил профессор. - И в буду-щем кровь вообще не будет проливаться.
- Верно! - крикнул Федюков. - За будущее я ручаюсь. - Но только что он сказал это, как на дворе послышался лай собак и зазвенели бубенчики.
Федюков поперхнулся и испуганными глазами посмотрел на Нину. Баронесса Нина поблед-нела.
У Федюкова промелькнула мысль, что это приехал Валентин и баронесса не выдержит и первая ему расскажет все... И тогда, конечно, Валентин подумает про него, что он без него здесь сподличал и хотел скрыть и скрыл бы, если бы не смелая прямота увлеченной им женщины. На-пуганный этой мыслью, Федюков выскочил из гостиной в переднюю и лицом к лицу встретился с Валентином.
- Ты еще здесь? - спросил Валентин.
- Да, я был здесь... а потом опять здесь... - сказал Федюков, растерявшись перед спокой-ным видом Валентина.
На минуту его оставила решимость, но в это время в коридоре послышались шаги, и Федю-ков, больше всего трепетавший от мысли, что сейчас придет Нина и расскажет Валентину прежде него, Федюкова, схватив Валентина за руку, повлек его в кабинет.
Валентин последовал за ним.
Войдя в кабинет и осмотревшись в нем после долгого отсутствия, Валентин увидел разбро-санные вещи Федюкова и спросил спокойно:
- Ты что, жил, что ли, с ней?
Федюков так растерялся от этого неожиданного вопроса, что, как загипнотизированный или оловянный солдатик, только кивнул головой. Потом, очнувшись, бросился к Валентину, взял его за руку и, ударив себя в грудь, сказал:
- Веришь ли ты в мою честность, зная мои принципы? Все это произошло каким-то сверх-ъестественным путем.
- Пьян, что ли, был?
- Я не знаю, что это было... - сказал Федюков, - но это было помимо моей воли и созна-ния.
Валентин молча подошел к шкапу и, открыв его, посмотрел на стоявшие там бутылки на свет.
- Сразу? - только спросил он, указывая на бутылку.
- ...Сразу... - ответил растерянно Федюков.
- Это хорошо, - спокойно сказал Валентин.
В это время дверь широко распахнулась и на пороге появилась баронесса. Она несколько мгновений смотрела то на Валентина, то на растерявшегося Федюкова и воскликнула:
- Wally!..
Потом посмотрела на Федюкова с грустной лаской и, обратясь к Валентину, спросила:
- Уже? Он рассказал? Я знала это. Ты на него, конечно, не сердишься? Он так был убит, так убит.
- Чего ж тут убиваться, - сказал Валентин, - ведь тебе он этим никакой неприятности не причинил?
Баронесса, всецело настроенная на защиту и оправдание виноватого и забывая о своей роли и некоторой причастности к этому делу, горячо воскликнула:
- Нисколько! Он чистейшей души человек, Wally, и он очень несчастлив.
- Гора с плеч! - воскликнул Федюков. - Баронесса, то, что вы проявили по отношению ко мне, навсегда останется у меня здесь!.. - Он хлопнул себя по груди, потом поцеловал руку баронессы и крепко пожал Валентину.
Баронесса с грустной нежностью посмотрела на него.
- Свободен и чист сердцем! - сказал он, размахнув рукой, с просветленным лицом.
Когда Валентин вошел в гостиную в сопровождении Нины и сиявшего Федюкова, все шум-но приветствовали его возвращение. Поздравили с приездом, обнялись и расспросили, благопо-лучно ли съездил и удалось ли то дело, ради которого он ездил.
Валентин сказал, что съездил благополучно и что дело его удалось.
И все перешли в столовую.
- Французов видел? - спросил Авенир.
- Видел, - сказал Валентин.
- Молодцы?..
- Да, народ хороший.
- Хороший народ, бойкий?.. - переспросил Авенир, блестя глазами, загоревшимися было от оживления. Но сейчас же, вздохнув и откинувшись разочарованно на спинку стула, прибавил уже другим тоном: - А все-таки против нас не годятся.
- А что же Дмитрия Ильича не видно? - спросил Валентин.
- О, он, брат, затворился совсем.
- Это не годится, - сказал Валентин.
Федюков вдруг почувствовал себя забытым. То поднявшееся в нем героическое чувство, какое вызвано было всей историей с баронессой, вдруг угасло, потому что разговор о нем пре-кратился. Баронесса Нина занялась чаем и гостями, как ни в чем не бывало, и смотрела только на Валентина. Федюков нарочно замолчал, думая, что к нему обратятся и спросят, почему он мол-чит, - но никто не обратился.
И у него было такое чувство, которое бывает у героя, которого только что превозносили, он был растроган, а потом через минуту забыли о нем.