- Да, еще бы вы бегали побольше. У всех дичь из-под рук вырываете.
Авенир оглянулся на Федюкова и торжественно посмотрел на него, сидевшего на корточках без штанов.
- Если бы я был ремесленником, без огня в крови, я бы ходил спокойно, но ремесленником я никогда не был, - сказал он. - Во мне есть огонь, который погаснет только с моей смертью. - Потом, посмотрев на лежавших на траве уток, он прибавил уже другим тоном: - Вот это охота. Это не по-заграничному, где на ручных кроликов охотятся. Голубчики, пойдемте еще куда-нибудь.
- И этих не поедите, - сказал недовольно Федюков.
- Федюков! Вам чуждо всякое вдохновенье, вы, простите меня, какой-то материалист, и больше ничего. Это еще что... мы, бывало, воз целый налупим, а все бьем, - прибавил он, обра-щаясь уже к Валентину, - потому что тут одушевление, огонь, а не расчет.
- Верно, верно, голубчик, - сказал, улыбаясь и помаргивая, Александр Павлович.
- Жалко, что вот дичь стала переводиться, а то бы я тебе показал, Валентин, что такое настоящая охота, - прибавил Авенир, не слушая Александра Павловича и обращаясь к Вален-тину.
- Нет, и это хорошо, - сказал Валентин, - тебе вот так-то денька три поохотиться - все выведешь.
- А как же? Я, брат, иначе не могу.
Так как время было к обеду, а охота уже кончилась, то решили, по предложению Александ-ра Павловича, что закусывать тут не стоит, а идти лучше домой. Поэтому выпили только по рюмочке рябиновой, понюхали корочку хлебца, чтобы растравить аппетит для обеда, и присели немного, чтобы дать отдохнуть ногам.
- Лучше охоты ничего на свете нет, - сказал Авенир, - все забываешь: события, так события, черт с ними! Правда, Валентин?
- Правда, - сказал Валентин.
- Потому что тут дух, пыл! И кролика уж я стрелять не стану, а ты подай мне такую дичь, чтобы еще нужно было голову поломать, как к ней подойти.
- Однако вы сейчас лупили уток, которые и летать не умеют, - заметил Федюков, кото-рый все еще сидел без штанов и уже начинал стучать зубами.
- Это оттого, что ружье хорошее, - ответил, не взглянув на него, Авенир. И сейчас же, загоревшись, прибавил: - У нас всякая охота хороша, потому что мы чувствуем. Верно, Валентин?
- Верно, - сказал Валентин.
- Какой-нибудь иностранец из гнилой Европы обвешается всякой усовершенствованной дребеденью и идет с расчетом убить не более двух фазанов там каких-нибудь, чтобы, видите ли, не переводить дичи и себя, главное, не утомлять. И разве он тебе чувствует? Ему только и нужно, чтобы ружье делало шестьдесят выстрелов в минуту, только одна механика, а души настоящей на грош нету. Нам, брат, эта механика не нужна. Вот у меня, - сказал Авенир, быст-ро повернувшись и торжественно показав на свое ружье, - простая шомпольная двустволка (он мельком взглянул на Федюкова), а я всегда буду с ней ходить, потому что у меня главное - душа чтоб была во всем, а не механика. Правда, Александр Павлович?
- Правда, голубчик, правда, - поспешно сказал Александр Павлович.
- Вот! Чувствовать надо...
- А выпивка после охоты!.. Разве можно ее с чем-нибудь сравнить?..
Петруша вдруг издал странный звук, похожий на икоту, и, когда на него все оглянулись, мрачно от конфуза потер под ложечкой.
Все вдруг спохватились.
- Чего же мы сидим, уж отдохнули давно! - вскрикнул Александр Павлович. - Теперь айда домой закусить чем бог послал.
И по тому, что, говоря последние слова, он улыбнулся и подмигнул Валентину, все поняли, что, должно быть, бог послал немало...
Но тут случилась задержка: Федюков вдруг вспомнил, что штанов на нем нет, а где он их снял, забыл. И всем, чтобы сократить время поисков, пришлось идти разыскивать его штаны.
Охотники, рассыпавшись по кустам и перекликаясь, занялись поисками. Франт тоже шар-кал по болоту, выпрыгивая из травы и удивленно оглядываясь.
- Черт вас возьми совсем, - сказал Авенир, столкнувшись в кустах с Федюковым, - сейчас бы самое время выпить и закусить, а вас угораздило тут с этими штанами.
Но штанов так и не нашли. Пришлось Федюкову обернуть ноги мешком, взятым у Леони-дыча, и так ехать в телеге с провизией.
XLIV
Приехали на хутор.
Проголодавшиеся гости, освободившись от охотничьих сумок, ружей, оттянувших все пле-чи, переменив тяжелые мокрые сапоги на сухие, чувствовали себя так, как будто они прибыли сюда после далекого путешествия, где были под дождем, не чаяли, как добраться, обсушиться, - вот наконец в тепле, в сухой одежде, приятно облегчающей освеженное тело, сидят и ждут, когда подадут есть.
Стол уже накрыли, и разной формы бутылки уже расставлялись на белой скатерти, дразня аппетит проголодавшихся охотников.
День оставался таким же сереньким, было прохладно, тихо, лес стоял неподвижно. И это еще больше разжигало аппетит и желание пропустить для согревания рюмочку рябиновой, чтобы она теплом заструилась по жилам.
- Петруша, садись сюда, - сказал Валентин, набрав складки на лбу и оглядывая стол с закусками и винами, и сел по своему обыкновению там, где бутылки стояли наиболее густо.
Все уселись, и пошло то, что бывало всякий раз, но с разными оттенками, как говорил сияющий и улыбающийся новорожденный. И правда, сегодня был какой-то особенный оттенок. И аппетит у гостей был особенный.
- А ведь верно, Александр Павлович, вы умно поступили, - сказал Авенир, подняв на вилку кусок заливного поросенка.
Александр Павлович, тоже занявшийся было в промежутке угощения поросенком, удивлен-но поднял голову.
- Верно, - повторил Авенир, - не надо было около болота закусывать.
- Все бы пропало, - подтвердил Федюков, работая ножом. Он сидел в штанах Александра Павловича, которые ему были узки и коротки, и жадно ел.
Программа выполнялась обычным порядком. Не было обойдено ни одного блюда, ни одной бутылки. Пили за здоровье новорожденного и всех присутствующих, не забыли выпить за хозяй-ку, которая прячась выглядывала из маленькой комнатки и, когда услышала, что о ней говорят, закрывшись фартучком, убежала в кухню. И все невольно посмотрели на дверь, за которой скрылась ее стройная, немного полная фигура с белой шеей, в красном сарафане.
- Проклятый строй! - сказал Федюков. - Редко увидишь счастливого, незаеденного средой и произволом человека.