Публика была в восторге. Потешные неуклюжие рабы разлетались, натыкались друг на друга. Стоял звон от ударов по шлемам, хруст щитов. Но каков Каган! Стоял на месте, слегка покачиваясь. Изредка делал короткие шашки и повороты, мечи неуловимо проблескивали. Как ему такое удавалось? Только к последнему пришлось подойти на шаг - раб пытался уклониться, но куда там! Похоже, Каган получил приказ бить исключительно по головам. Жаль, хотелось бы крови, но ничего и так вышло весело.
Мастерство баранов - поединщиков, естественно, намного уступало Кагану, но разгоряченные необычными событиями зрители и их восприняли на ура. В финале победил баран-наемник, его схватка закончилась уже в приближающихся сумерках. Зима как-никак. Остались только самые преданные болельщики, поставившие на финалистов спорщики и руководство во главе с Викарией. Ну и служки с баранами со своим начальством каждые.
Праздник в этом году удался. В казарме и рекрутам с рабами перепало - поставили бочонок вина. Парни на радостях перепились, а рабы только пригубили: противоречит Служению, чтоб его! Чика справедливо объявили героем дня, но сам он с этим был категорически не согласен. Совершенно искренне. Трифон уже подходил к нему, когда раба только-только облили водой, приводя в чувство, поздравлял с победой над никеевцами.
- Я не участвовал в битве, господин десятник! - удивился Чик.
Трифон, покачав головой, хмыкнул. Остальных он поздравил позже, в расположении десятка и самолично откупорил бочонок.
- Заслужили, - сказал с довольной улыбкой, - но завтра подъем без поблажек, бараны! - развернулся и отправился праздновать сам. Он уже был навеселе.
В это время солнце начало заходить за горизонт. Времени пить почти не оставалось, ребята и набросились. Еще бы! Четыре месяца воздержания.
- Чик, ко мне! - Трифон оторвал раба от еды.
На рекрутов после вчерашнего жалко было смотреть. Запыхались от обычного утреннего кросса, кусок в горло не лез. Не будь Чик рабом, непременно подколол бы, а так… смотрел с осуждением.
- Жду приказа, господин десятник! - по Трифону совсем незаметно, что он с похмелья. Что значит старая гвардия!
Обратился к рабу странно, сильно нахмурившись, словно раздирало его внутри.
- Правильно, что ждешь, - помолчал, вздохнул и продолжил, - приказ такой: отправишься в храм, на главном входе покажешь стражнику этот свиток, - передал Чику запечатанный рулончик пергамента, - скажешь, что бы проводил тебя к приору Викарии. Свиток передашь ей лично. Приказ ясен?
- Слушаюсь! Приказ ясен, готов выполнять! - в душе раба запело. Он приблизится к Верховной, своей Богине! "Спасибо, Богиня, за милость! Неужели я заслужил!?", приор не сама Флорина, но приближена очень близко.
- Ты вот что, не сияй, - попытался охладить пыл Чика Трифон. Куда там! В который раз он пожалел, что Чик - раб, - иди. Не сильно торопись, успеешь. Из лагеря тебя выпустят, предупреждены. Пошел!
- И обратно пропустят, - прошептал, глядя в след удаляющемуся барану. Только вернется ли? Не к добру вызовы раба, пусть и обращенного самой Верховной, лично к приору ордена.
Антифий с ним не откровенничал, но поздравил с победой над Никеем как-то очень загадочно и намекнул, что спас Трифона от гнева Викарии. Не поинтересовался кто из баранов такой умный, а должен был. Десятник все понял, когда услышал приказ коменданта. Значит, госпожа приор прекрасно знает Чика. Услышать об обычаях северных варваров - чушь! Но что поделаешь, приказ надо выполнять, а не думать. Так для здоровья полезней.
Дорога к храму всего две мили. Огибает крутой лысый холм, который закрывает вид на весь храмовый комплекс со стороны лагеря. Холм носил имя "Змеиный" и действительно походил на огромную голову змеи. Путь огибал его в районе "открытой пасти" - вертикальной скальной стены и сразу за поворотом открывался вид на Храм. Он всем своим хозяйством занимал плоский соседний холм. Зеленый, с правильно посаженными садами плодовых деревьев. С дальней стороны круто обрывался в реку Эру, а всю вершину занимал величественный Храм. Резная колоннада из розового мрамора окружала огромное дерево, крона которого возвышалась над камнем, являясь своеобразной крышей и одновременно главной святыней. Древо Лоос резко отличалось от остальных деревьев совсем не размерами. Чувствовалась в нем инаковость. Трудно объяснить как, но отмечал это любой, даже самый невнимательный путник. Чик к таким не относился. Он восторженно замер, едва выйдя из-за скалы, и незаметно для себя упал на колени.
"Богиня! Наконец я увидел тебя, спасибо за это!", Древо и Верховная оказались настолько переплетены, что на секунду вместо кроны ему показалось лицо "прекраснейшей". На душе разлилось блаженство.
Человек еще та скотина, ко всему привыкает. Вовчик привык, вернее притерпелся к еженочным страданиям. Так же, как можно притерпеться к постоянной ноющей боли, зная, что от неё не избавишься. Но когда все же приходит избавление, то, как говорят "почувствуйте разницу" и ты понимаешь какой это кайф жить без боли, но тут она, падла, наваливается с новой силой и нет от неё защиты, расслабился.
Чика скрутило сразу, как только лицо Богини снова превратилось в дерево. Связанное с ним невидимыми нитями, но в то же время бесконечно чуждое.
В чувство его привел женский голос:
- Эй, с тобой все в порядке? - узкая ладонь легла на плечо.
Чик с удивление обнаружил себя стоящим на коленях, прямо на древних каменных плитах дороги. Страдание неохотно улеглось. Спряталось в засаду, поджидая своего часа, ближайшего сна. Он встал, отряхнул обмотки и хмуро обернулся. Жрицу или служку он бы почувствовал.
Перед ним стояла девушка в серой зимней тунике накрытая голубым суконным плащом с откинутым капюшоном. Распущенные черные волосы, карие глаза, смуглое лицо. Тем, кто не видел жриц, она показалась бы красивой. Собственно такой она и была. Красива естественной несовершенной одухотворенной красотой, в глазах искреннее участие. Если бы Чик… это и так ясно.
- В порядке, - хмуро ответил он и зашагал в сторону храма.
- Ой! Извини, я не знала, что ты раб! Постой, я тоже к храму, пошли вместе, - с этими словами девушка пристроилась рядом. Ей приходилось почти бежать рядом с быстро шагающим Чиком.
- Ты не мог бы идти помедленнее? А, поняла - торопишься. А я вот не тороплюсь. Да не хмурься ты, я тоже рабыня. Ой!
Чик резко остановился и повернулся к ней. Девушка врезалась в него, как в скалу и отскочила словно мячик.
- Разве бывают рабыни - женщины? А где твоя печать?
- Какой ты твердый! - сказала, обижено потерев грудь, - ты чего? Подожди, так ты варвар!? Настоящий!? Ни разу не видела! А ты, из каких мест?
Чик мочал, внимательно приглядываясь к её лицу. Печати не было. Правильный "греческий" нос, чуть выступающий мягкий подбородок, чуть припухшие приоткрытые губы, гладкие щеки с заметным румянцем на скулах, тонкие черные брови дугой. В сияющем взгляде распахнутых глаз восторженное любопытство. Словно девочка - первоклассница, а не двадцатилетняя девушка.
- А, поняла! Смотри, - с этими словами распахнула плащ на шее. Бронзовое, покрытое вязью непонятных знаков кольцо-ошейник шириной не больше пальца, то есть сантиметра полтора, - убедился? - запахнулась, не дожидаясь ответа.
- Какое у тебя Служение? - спросил Чик, не обращая внимания на явную обиду девушки.
Сказав "Служение", снова пошел по дороге. Теперь зашагал медленно, прогулочным шагом.
- Какое Служение? - рабыня пошла рядом, - а! у меня не Служение, а служба хозяину. Выполнять его волю, - произнесла последние слова печально, - ну вот, такое настроение испортил. Варвар…
- Я слышал, что на всей Гее есть рабы и думал, что у всех есть Служение. А как иначе? - Чик не задумывался о настроении девушки.
- Ты точно варвар, - вздохнула она, - к тому же глупый. А, поняла! Тебя захватили в бою и сразу обратили в рабство. Ты все это время жил в лагере. Так?