Эта, так сказать, историографическая комиссия устроилась трудно и далеко не по царскому указу. Ей отведено было помещение в тесной и гнилой «избенке», где притом рядом с историографами сидели арестанты со сторожившими их стрельцами. Младшие подьячие совсем не были назначены, а в выдаче бумаги Посольский приказ решительно отказал. С большими хлопотами были сопряжены поиски источников. Кудрявцев обращался в один, в другой приказы, но получал ответ, что никаких книг, кроме приказных дел, нет.
В конце 1658 года сам царь обратил внимание своего историографа на важное хранилище исторических памятников, на Патриаршую библиотеку. Кудрявцев отыскал опись книгохранилища и на ней отметил нужные рукописи. Но царское повеление осталось неисполненным. Патриарший приказ ответил, что с требуемыми сведениями о патриархах, митрополитах и епископах с царствования Федора Ивановича в том приказе «записки не сыскано». Другие приказы вообще не дали никакого ответа.
Сдавая свою должность в начале 1659 года, Кудрявцев не оставил почти никаких плодов своих 16-месячных историографических усилий, «по ся места в Записном приказе государеву делу и начала не учинено нисколько», как выразился его преемник. «В приказе даже не оказалось старой Степенной книги, которую ему поручено было продолжать, и там не знали, чем она оканчивалась и с чего начинать ее продолжение. Но и второй дьяк ничего не сделал» (В.О. Ключевский). Из всего этого следует:
1) Алексей Михайлович – первый царь, от времен которого сохранились прямые указания «начать писать историю». Это произошло в середине XVII века.
2) Люди, исполнявшие его приказ, не нашли в столице источников по истории России даже за последние сто лет.
3) Странно, что знаменитая Степенная книга исчезла.
4) Условия работы, созданные этой первой историографической комиссии, загадочным образом не соответствовали ее статусу. Царский указ практически саботировался!
Видимо, прав был Ключевский, когда писал: «В тогдашней Москве к такому делу… не были готовы ни умы, ни документы». Значит, документы появились (были изготовлены?) позже. Недаром дьяк Кудрявцев ничего не мог найти. По-видимому, указ Алексея Михайловича и был тем толчком, который побудил начать изготовление документов, и поэтому в конце XVII века они уже появились. Ключевский так и пишет: «После там оказались очень пригодные для дела рукописи и документы».
Конечно, Ключевский говорит вроде бы лишь об источниках конца XVI – начала XVII века, то есть эпохи, непосредственно предшествующей царствованию Алексея Михайловича. И приходит к выводу, что документы этой эпохи появились уже после Алексея Михайловича. Но естественно предположить, что если комиссия не могла найти документов XVI–XVII веков, то тем хуже обстояло дело с более ранними эпохами. Например, возникает закономерный вопрос: существовал ли в эпоху дьяка Кудрявцева упомянутый выше «обширный летописный свод», описывавший историю, начиная от Владимира Мономаха, а также «Царственная Книга», описывающая время Грозного? Может быть, и они были написаны (или существенно отредактированы) уже после Кудрявцева?
По-видимому, здесь мы счастливым образом нащупываем самое начало создания подавляющего большинства русских летописей. А «Повесть временных лет» в то время, вероятно, даже не была еще написана (см. ниже). Сегодня очень трудно сказать, какие подлинные исторические свидетельства легли в основу всех этих будущих «древнейших» летописей. Конечно, такие свидетельства были, но, по-видимому, большинство из них до нас не дошло. Сегодня мы судим о русской истории доромановской эпохи, всматриваясь в нее сквозь искаженную призму хроник, написанных или отредактированных после дьяка Кудрявцева.
Забегая вперед, скажем, что до нас все же дошли кое-какие древние документы XV–XVI веков: акты, тексты договоров, печатные книги, церковные источники. Но из них встает совсем другая картина русской истории. Она сильно отличается от той, которая появилась на свет после указа Алексея Михайловича и работ историков XVIII века – Татищева, Байера, Миллера, Шлёцера – и которая сегодня преподается в школах. Об этом – ниже.
XVIII ВЕК: МИЛЛЕР
После дьяка Кудрявцева Ключевский переходит, минуя Татищева, сразу к Миллеру, начавшему исследование русской истории при Елизавете Петровне.