Несмотря на это наглый город встретил их еще на подходе проливным дождем с градом. И только лишь они успели пришвартоваться к причалам, как это бедствие по закону подлости прекратилось. Да так, будто обрезало. А из‑за туч стали пробиваться лучи теплого солнышка.
— aivas lyö ulta yläpuolellamme… — фыркнул Вячеслав — большой любитель разнообразной скандинавской музыкальной традиции тяжелого и сверхтяжелого направления. И встряхнулся как мокрый сенбернар, закидывая длинные волосы за спину.
— And nothing else ma ers, — усмехнувшись, ответил ему Георгий под удивленными взглядами окружающими. Мало кто понял, о чем были эти реплики. Знатоков английского и финского языка среди набранных в XIII веке людей не имелось. Разве что соратники знали о застарелых увлечениях своих коллег. Ну и кое‑кто из 'юных стариков' догадался, услышав что‑то знакомое.
Тем временем, из‑за ближайшего перелеска показалась огромная по местным меркам конная колонна — без малого полторы тысячи дружинников! Да с 'группой поддержки' — немалым обозом и целым табуном лошадей. Ведь Георгий не стал ни продавать, ни дарить свои трофеи, снятые с черниговской дружины. Вместо этого он нанял погонщиков и тащил их за собой от самого Киева. Конечно, лошади были не чета настоящим рыцарским коням, но в эти годы любая лошадь — великая польза, ибо основной двигатель.
Разумеется, такое количество гостей привело к тому, что местный люд все побросал и высыпал посмотреть на пришельцев. В том числе и спешно прибывшая из Владимира великокняжеская семья с небольшим количеством дружинников. А главное с юной Феодорой, которую трясло от бурных переживаний, из‑за чего она впилась в руку матери с какой‑то совершенно безумной силой. Но та не роптала. Она все понимала. Поведение разных отрядов отличалось разительно, что сразу бросалось в глаза.
Дружины князей повели себя довольно беспечно. Руководство с ближними людьми отделилось от основной массы и направилось к встречающим. Остальные же стали разбивать лагерь без всякого порядка, не смешиваясь, впрочем, друг с другом. Не прошло и четверти часа, как их стоянка больше напоминала стойбище тюленей: крики животных, возгласы людей и сонное бурление ожившего хаоса.
А вот у причалов дела обстояли совершенно иначе.
За эти несколько месяцев Георгий изрядно выдрессировал своих людей, прививая им порядок и дисциплину. Дождавшись прибытие обоза, Георгий совместно с комендантом лагеря — соратником Иваном — занялись организацией отхожего места, руководством установки палаток (практически по линейке), развертыванием полевой кухни, а также организацией охранения. И только после того, как дела пошли, Георгий, в сопровождении тридцати дружинников направился на встречу с местными.
Его ждут? Подождут, не развалятся. Ибо кто его знает, до чего договорились князья? А он прекрасно видел, как они шушукались. Может и оборону держать придется.
Но ни Даниил Романович, ни Юрий Всеволодович не огорчились от такой неспешности своего дальнего родича. Тем более, что народ продолжал собираться и ему тоже было нужно время. Великий князь Владимирский распорядился собирать Вече сразу по их прибытию.
Когда Георгий подошел, Юрий Всеволодович не стал медлить и начал выступление. Представил своего будущего зятя, назвав его новым князем всего города и округи. Правда, народ принял эту новость без энтузиазма, мягко говоря. Уж больно странно выглядел новый князь и опасно. Плюс слухи, которые распространяли гонцы о каком‑то византийце, что побил людей черниговских без числа. Ну и так далее. Впрочем, никто открыто недовольства не выражал. Почему? Потому что в Средние века была самая что ни на есть настоящая демократия — все отвечали за свои слова. Сказал, что не то — добро пожаловать на ветку, повисеть на веревке. В лучшем случае. А то и на кол посадят, расстараются.
Спасать положение вышел Георгий, понимая, что такое начало — плохой задел на будущее.
— Вижу, не рады, — громко крикнул он хорошо поставленным голосом. — Ну это мы исправим, — продолжил он, пройдясь предельно жестким взглядом по толпе. Таким, что еще чуть — чуть и физически почувствовать можно. Люди не выдерживали, вздрагивали и опускали глаза. Добившись своего, после несколько затянувшейся паузы, Комнин продолжил, сделав резкий переход. — В честь моего обручения с дочерью Юрия Всеволодовича дарую вам освобождение от всех податей да сборов в княжью казну на три года!