Когда он вернулся, умывшись, причесавшись и надев нарядное платно, бояре говорили уже кто о чем. Увидев его преображенным, Славн приветливо помахал рукой и сказал:
— Как снаряжали мы послов, то про Миролюба забыли. Негоже хозяина лишать столь высокой чести.
Бояре закивали, соглашаясь со Славном, а Миролюб стал отнекиваться. Но никто и слушать его не хотел.
Так и ему легла дорога к Чернигову. Что и говорить, отнекивался он только для виду, а доверие, оказанное ему думцами, было приятно.
Слуги тем временем накрыли столы, и Миролюб звал всех отведать его яств.
Тут кто-то вспомнил про пленников. Другие подхватили:
— Сказывай-ко, боярин, где прячешь ты Чурыню со Сдеславом?
— Где же и прятать их, — отвечал Миролюб с лукавой улыбкой, — окромя как в подклети?
И вопросительно посмотрел на Славна.
— Веди их сюды, — сказал Славн, — поглядим, как воспримут они благую весть. Да и попотчуем бояр со своего стола.
— Что, — воскликнул, появляясь в горнице Сдеслав, — пошумели да и на мировую? Вона сколь вас собралось, но не ждите, что замолвлю я перед Рюриком за каждого словечко.
И Чурыня, чернее тучи, угрюмо сказал:
— Нынче ты, Славн, от меня в вотчину свою не сбежишь. А тебе, боярин, — он повернулся к Миролюбу, — я ишшо припомню твой подклет. Крысы тамо у тебя как собаки. Да и сам ты хуже пса!
Миролюб вздрогнул, а Славн рассмеялся:
— Вот напугал! У всех у нас коленки трясутся. Что, бояре, поклонимся Чурыне со Сдеславом, попросим у них прощения?
Бояре подыграли ему:
— Не гневайся на нас, Чурыня. И ты, Сдеслав, на нас не гневись. Чего не бывает. А теперь вы у Миролюба гости. Глядите, каких нажарил он для вас куропаток. А гуси каковы?!
рыня. — А теперь нам ко князю поспешать: поди, заждался нас Рюрик.
— Ох как заждался-то, — сказал Славн. — Да только как ни спешите, а вам его все равно не догнать.
— Чего ж не догнать-то? — начиная догадываться, пролепетал Сдеслав. И Чурыня, глядя на приятеля, прикусил язык.
— Почил в бозе Рюрик, — ответил Славн и налил им по чаре. — Выпейте, бояре, за нового князя.
— Не Ростислав ли возворачивается на отчий стол? — с плеснувшей в глазах надеждой воскликнул Чурыня.
— Великим князем зовем мы на киевский стол Чермного, — сказал Славн и поднял свой кубок. — Так выпьем за Чермного. А кому не нравится, — скосил он взгляд в сторону все еще стоящих у порога Чурыни и Сдеслава, — тех мы не держим, пущай ступают на все четыре стороны.
Хлестко сказал боярин, лучше не скажешь. Но Чурыня со Сдеславом, пораженные известием, не двинулись с места.
Давно ли в этой же самой горнице они угрожали Славну, а теперь стояли посрамленные и униженные.
И Сдеслав первым робко поднял чару.
— За Чермного, — сказал он и выпил вино до дна. И Чурыня грустно вторил ему:
— За Чермного.
Быстро, быстрее ветра разносятся по миру худые вести. То странник их пронесет, то поспешающий вершник. А то подхватит злой человек да и нарочно передаст их другому.
В степи же вести ловятся на лету. Чутким ухом прослушивают Русь половецкие дозоры.
И о том, что умер Рюрик и что Киев остался без князя, в степи узнали раньше, чем добрались неторопливые послы до Чернигова.
— Гей-гей! — пролетело от табуна к табуну.
— Гей-гей! — полетело от становища к становищу.
К ногам хана упал гонец:
— Рюрик умер! Киев без князя!..
— Подумай, хан, — сказали мудрые старики и беки. — Истосковались твои воины без дела. Давно не привозили они в степь хорошей добычи. Загоны наши пусты, давно нет в них русских пленников.
Озадачился хан. А ведь правы старики и беки: другого такого случая скоро не представится. Знал он — не скоро угомонятся князья, таков у них древний обычай: начнут друг у друга рвать Киев из рук, повернутся к степи незащищенной спиной. И, пока заняты они дележом, самое время не мешкать.
И на следующее утро задвигалось, всполошилось половецкое поле. Взметнулись над весенними травами потревоженные шумом ястребы, закружились над головами воинов вороны, ненасытно закаркали: неужто сбылось, неужто справят они свой печальный пир?
Сбылось. Справили вороны свой первый пир в степи неподалеку от Переяславля.