— Герр гауптман! — послышалось из-за ограды. Улыбающийся офицер вскидывает под козырек руку в белой перчатке. — О, фройляйн Марья!..
Разведчица принуждает себя мило улыбнуться своему знакомому по недавнему вечеру в казино. Вспыхивает надежда: может, и на этот раз повезет и не надо будет навязываться в гости и тем более выпрашивать у немцев эту поганую справку.
Немец по-своему лопочет с капитаном, все время лукаво поглядывая на его подругу, — ясно, что и о ней говорят. Несколько непонятных слов он адресует ей. Крибуляк переводит:
— Господин лейтенант приглашает нас в гости…
— Да, да! Ви мой гост!.. Битте, битте! — Лейтенант показывает на ворота, приглашая войти.
Марья Ивановна отказывается — надо же поломаться для приличия, но знакомый офицер, выйдя из ворот, берет ее под руку и проводит мимо часовых.
Нижние комнаты заставлены столами и стульями, увешаны плакатами и приказами. По случаю праздника в них безлюдно. Только сверху, куда их ведет лейтенант, слышен смех и пьяный говор. Поднялись по лестнице, а тут, оказывается, в самом разгаре гулянка. За столом шестеро раскрасневшихся офицеров, жестикулирующих, перебивающих друг друга. Дым ароматных сигарет и запахи венгерского душистого рома — все как в казино. В центре захмелевшей компании толстяк с усиками под Гитлера, с двумя крестами на френче — дерюжинский комендант, полковник фон Дитрих. Кажется, он пьянее других — потный, с расстегнутым воротом, безобразный. Обращает на себя внимание седой немец в очках, взглянувший абсолютно трезвыми глазами на входящих.
Спутники Самониной прокричали: «Хайль!», им ответили. Разведчица пристроила свою сумку у стены, осмотрелась: кажется, можно обойтись без угощений, незачем добро на ветер кидать. С холодком легкой тревоги почувствовала, что сейчас окажется здесь в центре внимания.
— Майн гот!.. Браво!.. — Офицеры помоложе узнали Марью Ивановну и выжидающе уставились на старшего по чину: ему первое слово.
Полковник, опершись руками о стол, поднял из кресла свое грузное тело, пошатываясь, направился ей навстречу. Пузатый, обрюзгший — аж рвать тянет, на него глядючи, а надо улыбаться фон Дитриху и руку ему протянуть для поцелуя. Приложившись к ее запястью, молодится, как петух, выставляя грудь и звеня наградами, что-то лопочет ей слюняво, приглашая для разговора очкастого. Тот, поклонившись, переводит ей слова коменданта:
— Господин полковник просит очаровательную даму украсить нашу солдатскую компанию. Он говорит, что, хоть и сам гость, все же имеет честь пригласить вас к нашему столу. Пожалуйста!..
Хозяева наперебой предлагают гостье свои услуги, учтиво уступают место у стола.
Сняла шапочку — волнистые русые волосы упали на плечи. Шубку разрешает снять Крибуляку. Марья Ивановна в кремовой шелковой кофточке, которая так ей к лицу, и в коричневой шерстяной юбке, — тонкая, стройная. Просит, чтоб кто-нибудь проводил ее в туалет — помыть руки. Знакомый по казино лейтенант ведет ее коридором в угловую комнату. Заглядывая в классы, разведчица примечает, где, у каких окон расположены кровати, чтоб партизанские гостинцы угодили как раз по назначению. Одиннадцать коек насчитала. Одиннадцать офицеров — это будет чувствительный урон для вражеского гарнизона…
Место у разведчицы за столом рядом с полковником. По другую сторону Андрей Иваныч. В честь гостьи распечатывается новая бутылка вина, ей наливают, она отстраняет рюмку.
— Это ром! — Очкастый вручает ей рюмку, приходится брать. — Ваше здоровье!
— Фройляйн! — Офицеры тянутся чокаться с нею. Крибуляк смотрит укоризненно — значит, пить опасно.
Она и сама понимает, что этого делать нельзя: никогда пить не приходилось, и как знать, что с ней может произойти, если она вдруг опьянеет. Показывает немцам, скрестив указательные пальцы, вот, дескать, что мне будет, если выпью, — капут, значит.
— Наверное, болеете? — Седой в очках участливо вглядывается в ее лицо.
— Да, болею… Желудком страдаю…
А желудок у самой, пожалуй, и гвоздь сможет переварить. Очкастый пристает с расспросами, где болит и как. Перекинулся несколькими фразами с комендантом и снова к разведчице:
— Я — врач, давайте осмотрю вас. Пожалуйста, на диван!..
— Нет, что вы, лучше в другой раз.