Выбрать главу

События этого похода заставили его участников решительно пересмотреть свои политические ориентиры. Для Изяслава Мстиславича это была политическая смерть: дискредитированный, он перестал быть фигурантом общественной жизни Руси. После этих событий он совершенно исчезает со страниц русских летописей[114].

Для Конрада союз с Михаилом был крупной и неоправданной ошибкой, первый и последний раз он открыто выступил против Даниила[115]. Последующие несколько лет мазовецкий князь потратил на то, чтобы найти какое-либо достойное разрешение создавшейся ситуации без ущерба для себя. Мира с Даниилом он еще не заключил, но военных действий более не вел.

Несмотря на тактический успех, Романовичи оказываются неспособными в одиночку захватить Галич, к которому Михаил успел подтянуть срочно вызванных венгерских наемников. Поход волынских князей на Галич весной 1237 г. оказался безуспешным: «возвративъшися, воеваста около Звенигорода»[116]. Следует признать, что результатом этого этапа волынско-черниговского противостояния было положение, близкое к пату. Ни та ни другая стороны не обладали решительным перевесом в силах и не способны были на активные наступательные операции. Основным средством воздействия стала дипломатия. И в таких условиях Даниилу удалось переиграть галицко-черниговского соперника. Романовичи совместно, вероятно, с Владимиром Рюриковичем придумали совершенно неожиданный ход, нехарактерный для междоусобной войны. Они предложили новгородскому (и переяславль-залесскому) князю Ярославу Всеволодовичу занять киевский стол, до сих пор сохранявший в сознании Рюриковичей (особенно — северо-восточных) статус «старейшего»[117]. Таким образом в столкновения на юге Руси втягивалась самая могущественная княжеская династия Юрьевичей, то есть Всеволодовичей, а это могло существенным образом подорвать позиции Михаила Черниговского.

* * *

Северо-Восточная Русь, как отмечалось выше, практически избежала каких-либо междоусобных столкновений за последние 10–20 лет. Единственным возмутителем спокойствия оставался Ярослав Всеволодович, который, однако, большей частью выплескивал свою энергию за пределами отчинных владений. Единственный случай внутреннего конфликта относится к 1229 г., когда Ярослав «отлучи» от Юрия Константиновичей и поднял на брата смуту, но вскоре примирился[118]. Исследователи видят причину конфликта в поддержке великим князем Михаила Всеволодовича, захватившего в этом году новгородский стол, принадлежавший прежде Ярославу[119]. Дело в том, что Юрий, женатый на сестре черниговского князя[120], и прежде выступал в роли союзника Михаила, а в 1225 г. сам посадил его в Новгород[121]. Он неизменно укреплял и родственные связи с Ольговичами, с которыми при его содействии породнились все три сына Константина Всеволодовича (в 1216, 1227 и 1228 гг.)[122]. Как отмечал Дж. Феннел, нам не известно ни одного случая конфликта между Юрием Суздальским и Михаилом Черниговским[123]. Ради справедливости можно отметить, что Юрий вообще имел миролюбивый характер и редко доводил дело до открытого конфликта, но в таких конфликтах неизменно побеждал, отчего даже молчаливая поддержка с его стороны была ценной и важной. Жесткость Юрия проявлялась, прежде всего, во внешних операциях против иноплеменников, по преимуществу на востоке (болгары, мордва). С другими ветвями династии Рюриковичей он поддерживал ровные отношения.

вернуться

114

В. Н. Татищев отмечает, что, покидая Киев в 1238 г., Ярослав Всеволодович оставил город Изяславу Мстиславичу, а Владимиру Рюриковичу передал некий «окуп» и Смоленск (Татищев, 1995 (2). С. 230). Вероятно, такое известие демонстрирует поздние представления о «княжеской чехарде» в Киеве накануне монгольского нашествия. Нет никаких оснований считать, что после измены половцев кто-то рассматривал Изяслава как надежного партнера. Ярослав определял его в качестве потенциального союзника Михаила, своего давнего соперника, которому уступать Киев без боя было нелепо. Должно быть, речь у Татищева идет о некоем другом князе Изяславе.

вернуться

115

См.: Włodarski. 1966. S. 107, 110–111; Dimnik, 1981. P. 102; Крип'якевич, 1984. С. 99.

вернуться

116

В Галицко-Волынской летописи этот поход сориентирован во времени следующим образом: «лету же наставшу» (ПСРЛ, II, 776). Считается, что эти события должны относиться к лету как времени года (ГВЛ, 2005. С. 240). Но последующие сообщения датированы «весне же бывши» и месяцем мартом. Н. Ф. Котляр объясняет это тем, что события были перепутаны сводчиком конца XIII или начала XIV в. (Котляр, 1997. С. 106). Однако «летом» обозначался и собственно весь год, начинавшийся с 1 марта. Следовательно, стоит предположить, что в летописи речь идет именно о начале марта 1237 г., когда и состоялся поход Романовичей на Галич («лету же наставшу, собравъшася, идоста на Галичь на Михаила»).

вернуться

117

Горский. 1996 (1). С. 25.

вернуться

118

ПСРЛ, I, 451–452.

вернуться

119

НПЛ. 68, 274. См.: Рапов, 1977. С. 124; Феннел, 1989. С. 112; Горский, 1996 (1). С. 11, прим. 62.

вернуться

120

ПСРЛ, I, 435; Горский, 1996 (1). С. 11.

вернуться

121

НПЛ, 64, 268; ПСРЛ, I, 435, 448. Напомним, что даже в 1231 г. Юрий пытался предотвратить карательную экспедицию Ярослава в черниговские земли (ПСРЛ, I, 459).

вернуться

122

ПСРЛ, I, 438, 450; XXV, 122.

вернуться

123

Феннел, 1989. С. 109.