В дополнение ко всему великий князь Юрий Всеволодович лично просил передать о нависшей угрозе королю Беле: «Многие передают за верное, и князь суздальский [dux de Sudal] передал словесно через меня королю Венгрии [regi Vngarie], что татары [Thartari] днем и ночью совещаются, как бы придти и захватить королевство венгров-христиан [Regnum Vngarie xpistianum]. Ибо у них, говорят, есть намерение идти на завоевание Рима и дальнейшего [Romam et ultra Romam]. Поэтому он отправил послов к королю венгерскому»[197]. Послов этих суздальский князь (duce Sudal) перехватил, а послание, которое они везли венгерскому королю, отобрал. Однако в Северо-Восточной Руси не смогли (!) найти переводчика, чтобы ознакомиться с татарским письмом. Его передали доминиканцам, которые оказались более расторопными и позднее смогли ознакомиться с пренебрежительным по содержанию текстом, обращенным к «венгерскому корольку [regule Vngarie]».
Сюжет с письмом во многом характеризует готовность Владимиро-Суздальского княжества к войне. Если монголы уже в начале 1236 г. располагали специалистами, владевшими сразу пятью языками всех потенциальных противников, то к концу 1237 г. самый могущественный князь Руси не мог найти даже переводчика с монгольского.
Резюме, которым заключает свое послание Юлиан, не оставляет двух мнений о впечатлении, которое производила на сторонних наблюдателей боеготовность русских княжеств в декабре 1237 г., то есть непосредственно накануне вторжения: «Мы же с товарищами, видя, что страна занята татарами, что области [не] укреплены и успеха делу не предвидится, возвратились в Венгрию»[198].
Конечно, обороноспособность русских земель интересовала доминиканских монахов в меньшей степени, чем судьба «венгров-язычников», поэтому можно предположить, что в приведенной выше цитате речь идет об успехе их миссии, а не о войне с монголами. К тому же, как отмечает Юлиан, обратный путь он со своими спутниками проделал «среди многих войск и разбойников»[199], из чего можно заключить, что им постоянно встречались русские полки, двигавшиеся к границе. Однако общего удручающего впечатления от послания это затмить не может. Совершенно ясно, что, располагая всем необходимым объемом информации, Русь не сумела адекватно подготовиться к противостоянию с монгольской армией. Ожидали, видимо, орду диких кочевников, а столкнулись с самой подготовленной и хорошо организованной армией в мире.
В довершение ко всему Владимирский князь неверно провел дипломатическую подготовку к войне. Юрий Всеволодович всячески старался не вмешиваться с великую евразийскую войну. Он считал, что кочевники не пойдут севернее Оки, как это не раз бывало ранее. Если не вступать с ними с открытый конфликт, они не решатся углубляться в лесистую местность, а предпочтут атаковать южнорусские земли. К Рязани еще можно подойти, минуя лесные массивы, но к Владимиру Залесскому — никак. По всем признакам расчет был верным. На Калке русские вступили в бой с монголами в открытом поле, что закончилось поражением русских войск. Следовательно, теперь нужно действовать совершенно иначе: наступательных действий не предпринимать, затягивать кочевников в укрепленную крепостями и окруженную лесами местность, изматывать мелкими стычками на ограниченном пространстве. Такая оборонительная тактика требовала полного отказа от помощи соседним властителям и государствам, что Юрий и сделал, бросив на произвол судьбы как новых союзников, так и старых вассалов.
«…От моря до болгаръ, от болгарь до буртасъ, от буртасъ до черемисъ, от черемисъ до моръдви, — то все покорено было Богомь крестияньскому языку, поганьскыя страны, великому князю Всеволоду, отцу его Юрью, князю Кыевьскому…», — так описывал зону влияния владимиро-суздальских князей накануне монгольского вторжения автор «Слова о погибели Русской земли»[200].
Несмотря на то что перечисленные здесь народы не являлись непосредственными подданными русских князей, они выступали в роли потенциальных, а отчасти и реальных колоний Руси. Например, мордва занимала существенное место среди внешнеполитических мероприятий Юрия Всеволодовича. С 1226 по 1232 г. он чуть ли не ежегодно организовывал походы на мордовские земли, где образовались зависимые от Руси области: летопись, например, упоминает владения «Пуреша ротника Юргева», а также враждебную ему «Русь Пургасову»[201]. Известно, что болгары тоже претендовали на влияние в Мордовии, но их попытки закрепиться в этих местах встречали жесткое сопротивление Владимирского князя[202]. Даже вторжение монголов на болгарскую территорию в 1232 г. Юрий пытался использовать для закрепления своей власти у мордвы: «тое же зимы», когда монголы остались зимовать в Волжской Болгарии, «посла великыи князь Геогри сына своего Всеволода на Мордву, а с нимъ Феодоръ Ярославичь и Рязанскыи князи и Муромьскыи и пожгоша села ихъ, а Мордъвы избиша много»[203]. Через три года, когда монгольские ханы обрушились на мордовские области, русский сюзерен никак не отреагировал на эти посягательства в зоне своих интересов.
200
БЛДР. Т. 5. СПб., 2000. С. 90. А. А. Горский достаточно убедительно обосновал, что это сочинение было написано в первой половине 1238 г., еще до ухода Ярослава Всеволодовича из Киева (Горский, 1990. С. 32).
202
См. ситуацию 1227 г., когда болгары немедленно удалились из Мордовии, узнав что там действуют русские части: «Болгарьскыи князь пишедъ былъ на Пуреша ротника Юрги и слышавъ оже великыи князь Юрги с братею жжеть села Мордовьская и бежа прочь ночи» (ПСРЛ, I, 451).