«Батыеви же стоящоу оу града, борющася крепко о градъ, молвящимъ имъ лестию гражаномъ: «Где соуть гради Резанстии, и вашь градъ, и князь вашь великии Юрьи? Не роука ли наша емши и, смерти преда?» И оуслышавъ о семь преподобыни Митрофанъ епископъ, начать глаголати съ слезами къ всем: «Чада! Не оубоимся. «»[294].
Как бы то ни было, но на этот раз монгольская хитрость не сработала, и Батый вынужден был готовиться к штурму, концентрируя вокруг Владимира все свои наличные силы:
«Татарове же отступиша от Золотых воротъ и обьехаша весь град и станы сташа пред Златыми вороты, яко зреимо; и много множество вои около всего города»[295].
Для осадных работ требовалось большое количество подсобных рабочих, которых из своей среды захватчики уже выделить не могли. Решено было собрать местных жителей и пустить их на изготовление пороков, установку тына и прикрытие наступающих войск. Скорее всего, именно с этой целью монголы после организации лагеря под Владимиром направились к Суздалю, который взяли и разграбили:
«Татарове же станы свои урядивъ около града Володимеря, а сами шедше взяша градъ Суждаль и святую Богородицю церковь разграбиша, а двор княжь огнемъ пожгоша и манастырь святого Дмитрия и прочии, разграбивъ, пожгоша, а што людеи старыя и молодыя <. >, то все иссекоша, а прочие люди и жены и дети босы и беспокровны, издыхающимъ имъ от мраза, <. > то все множество сведоша полона въ станы своя, а сами приидоша к Володимерю [въ пятокь преже мясопуста]»[296].
Под стенами Владимира монголы появились 2 февраля во вторник мясопустной недели, а к вечеру пятницы 5 февраля уже вернулись из-под Суздаля. Плененные во время этого краткого рейда по окрестностям столицы Северо-Восточной Руси были использованы для строительства осадных машин, чье изготовление заняло еще сутки:
«В субботу мясопустную почаша наряжати лесы и порокы ставиша [от оутра и] до вечера, а на ночь огородиша тыномъ около всего города Володимеря»[297].
Ранним утром в воскресенье 7 февраля 1238 г. начался штурм[298]. Монголы умудрились преодолеть стены Нового города сразу в трех местах, и уже к обеду защитники вынуждены были отступить к детинцу:
«[А Татарове начаша пороки рядити, и къ граду приступиша, и выбывше стену градную, наметавше (въ) ровъ сырого леса, и тако по примету вниидоша въ градъ] и заидоша от Золотых воротъ оу святого Спаса и внидоша по примету в город чресъ стену, а сюды от северныя стороны от Лыбеди къ Орининымъ воротамь (и) к Медянымъ, а отсюду от Клязмы к Воложьскимъ воротомъ; и тако взяша въскоре град до обеда Новыи, и запалиша и огнемъ; бежа же Всеволод и Мстиславъ и все людие в Печернии город»[299].
Судя по сообщению Рашид-ад-Дина, штурм Владимира был для монголов самым сложным предприятием за все время их похода. Во-первых, отмечено, что «они (русские) ожесточенно дрались», а во-вторых, сам хан Менгу «лично совершал богатырские подвиги, пока не разбил их (русских)»[300]. Жестокий бой в Новом городе потребовал напряжения всех сил имперской армии. Будущий великий хан Менгу принимал личное участие в атаке. Даже лишенная большого количества профессиональных защитников, Владимирская крепость была «крепким орешком». Но, когда линия обороны сместилась к Печернему городу, исход сражения был уже предрешен. Множество людей во главе с княжеской семьей набились в Успенский собор к чудотворной иконе Богоматери Владимирской, где епископ Митрофан возглавил общий молебен и начал принимать постриги готовящихся к неминуемой смерти:
". видивше князи Всеволодъ и Мьстиславъ и владыка Митрофань, яко уже граду ихъ взяту быти, ни надеяхуся не откудо же помощи, и вниидоша вси въ церковь святыа Богородица, и начаша каятися греховь своихь, и елици отъ нихъ хотяху вь аггелскый образъ, постриже ихь всехъ владыка Митрофанъ, князей, и княгиню Юриеву, и дочерь, и сноху, и добрыа мужи и жены»[301].
296
ПСРЛ, I, 517. В квадратных скобках — дополнение из Тверской летописи, в которой остальной текст практически отсутствует, но датировка выстроена очень гладко (ПСРЛ, XV, 368). Местные владимирские предания сохранили некоторые подробности появления в районе Суздаля монгольских войск и Батыя лично. См.: Седова, 1997. С. 22–23.
298
Практически все летописи сообщают следующую датировку событий осады Владимира: подступили монголы к городу «месяца февраля въ 3 день, въ вторник, преже мясопуста за неделю» (СЛ, 86; ПСРЛ, I, 461, 516; IV, 216; VI, 290; VII, 140; X, 107; Татищев, 1995 (2). С. 233), осадные машины готовили «въ субботу мясопустную», а «в неделю мясопустную по заутрени въ 7 день февраля» начали штурм (СЛ, 86; ПСРЛ, I, 462, 517; IV, 216; VI, 292; VII, 140–141; Татищев, 1995 (2). С. 233). Однако простой подсчет показывает, что если вторник приходился на третье число месяца, то воскресенье никак не могло быть седьмым. В 6746 мартовском году (март 1238 г. — февраль 1239 г.) Пасха была 4 апреля, а следовательно, Мясопуст — 7 февраля. Соответственно вторник выпадал на 2 февраля. Очевидно, цифры в летописи проставлялись позже и были неправильно подсчитаны. Так, пытаясь как-то их согласовать в Тверской летописи, составители окончательно запутались и 7 февраля отметили уже как субботу мясопуста (ПСРЛ, XV, 368), что никак не возможно; а в Никоновской весь штурм датирован 8 февраля (ПСРЛ, X, 108). Ср. рассуждения В. Н. Татищева: Татищев, 1995 (2). С. 270, прим. 646. Причины, по которым В. В. Каргалов считал, что к Владимиру монголы подошли только 4 февраля (Каргалов, 1967. С. 91–92), остались нам не ясны. Дату 2 февраля совершенно справедливо использовал Н. М. Карамзин (Карамзин, 1991. С. 510).
299
ПСРЛ, I, 517–518. В квадратных скобках — дополнения из Тверской летописи (ПСРЛ, XV, 369).
300
Рашид-ад-Дин, 1960. С. 39; Тизенгаузен, 1941. С. 36–37. См. также: Каргалов, 1966. С. 42–47.