Войска сошлись в долине притока Тисы — реки Шайо (венг. Sajó, слов. Slaná нем. Salz, Солёная) у местечка Мохи (Muhi, Mohi) 11 апреля 1241 г., через два дня после битвы под Легницей. Венгры подготовились к сражению хорошо. Была избрана сугубо правильная тактика активной обороны. Армия стала лагерем, который был обнесен по периметру рядами сцепленных между собой телег, что делало бесполезными атаки конницы. Русский перебежчик из монгольского стана даже известил Белу о времени начала нападения[530]. Однако и военное искусство, и правильная подготовка, и храбрость королевских войск не сказались на исходе баталии.
Венгры позволили монголам захватить мост через Шайо и перевести войска на свою сторону. Кроме того, сказывалась очевидная несогласованность в действиях венгерских военачальников. Большинство старалось укрыться за укреплениями лагеря. Полки хорватского герцога Кальмана и колочского архиепископа Уголина (Hugolin), расположившиеся севернее лагеря основных сил, отразили первый монгольский натиск и выдержали более чем двухчасовой бой. Но многие дворянские дружины оказались менее стойкими. Сказались и внутренние распри венгерской знати, недолюбливавшей суровые манеры правления короля Белы. Все это и привело к решительному поражению и разгрому в битве под Шайо.
Монголы окружили венгров в их укрепленном лагере и начали планомерно уничтожать, забрасывая копьями и стрелами. Венгры попались в ловушку. Кучно составленные телеги и переплетенные между собой шатры не позволяли войскам развернуться, ограничивали их маневренность, люди и лошади путались в веревках, падали, становились лёгкой мишенью для метких кочевников. Вскоре битва переросла в форменную резню.
Обратившимся в бегство венграм позволили вырваться из лагеря. Их настигали потом, уставшими и обессилившими.
«Татары же, видя, что войско венгров обратилось в бегство, как бы открыли им некий проход и позволили выйти, но не нападали на них, а следовали за ними в обеих сторон, не давая сворачивать ни туда, ни сюда. <…> И когда они увидели, что те уже измучены трудной дорогой, их руки не могут держать оружия, а их ослабевшие ноги не в состоянии бежать дальше, тогда они начали со всех сторон поражать их копьями, рубить мечами, не щадя никого, но зверски уничтожая всех. Как осенние листья, они падали направо и налево; по всему пути валялись тела несчастных, стремительным потоком лилась кровь; бедная родина, обагренная кровью своих сынов, алела от края и до края», — вспоминал Фома Сплитский[531].
О том, что путь от Шайо к Пешту был «устлан телами убитых» писал и Рогерий[532]. Погибла бо́льшая часть армии и ее видные вожди, многие церковные лидеры: архиепископы эстергомский Матиас, колонский Уголин, епископ трансильванский Рейнольд, епископ Нитры Яков и другие[533].
Судьба обширной страны была решена в одной битве — идеальная для захватчиков ситуация. Никаких других возможностей противодействовать у Венгрии не было. Батый мог считать себя обладателем этой земли. В сочинении Симона «О деяниях королей венгерских» сказано:
«В его дни [Белы] монголы или татары вошли в Венгрию с трех сторон, с 500 тысячами вооруженных, да еще [с] центурионами, и декурионами около 40 тысяч. Упомянутый король, сойдясь с ними у р. Сайо, был побежден манглами в 1241 г. <…>, где уничтожено было все царство. А сам Бела бежал пред лицом их к морю…»[534].
Для монголов была только одна неприятность во всем происходящем: в сражении выжил король Бела, который бежал в Австрию. Он бросил все и всех. Его личный шатер был захвачен монголами, и позднее, по словам Плано Карпини, в нем жил сам Батый: «Шатры у него [Бату] большие и очень красивые, из льняной ткани; раньше принадлежали они королю венгерскому»[535]. Бела бежал к давнему недругу и сопернику герцогу Фридриху. Он засыпал западных правителей паническими письмами с просьбой о помощи. Он говорил, что под угрозой — вся Европа, но так и не был услышан.
532
По истории монгольского вторжения в Европу мы располагаем тремя самыми объемными и подроными сочинениями современников: Плано Карпини, Фомы Сплитского и Рогерия. Примечательно, что все эти три автора не только встречались, но и находились в добрых отношениях. Дело в том, что Рогерий в 1249 году стал архиепископом Сплита и много лет провел в тесном общении со своих архидьяконом Фомой, а Плано Карпини в те же годы был архиепископом соседнего Бара. И если сочинение Рогерия было написано около 1244 г., а Плано Карпини — около 1247 г., то Фома писал в 1267 г., отчего мог пользоваться сочинениями своих предшественников. Исследователи, однако, не находят в «Истории архиепископов Салоны и Сплита» текстуальной зависимости ни от Рогерия, ни от Карпини. Вероятно, Фома основывался прежде всего на устных рассказах Рогерия и Карпини. См.: Фома Сплитский, 1997. С. 206–207, прим. 325.
533
См. сообщения источников: MGH SS, t. XXIX. P. 440; Rogerius, 1938. P. 569–572; ИТ, 1937. С. 46; Фома Сплитский, 1997. С. 104–113. О битве при Шайо см.: Ледерер, 1953. С. 10–11; Пашуто, 1977. С. 218.
534
MGH SS, t. XXIV. P. 545. Цит. по: ИТ, 1937. С. 47. (Вставки и подчеркивание мои. — Д. Х.)