Пока Ярославичи находились в замешательстве, великокняжеский стол — в соответствии с русским родовым правом — в конце 1246 г. занял следующий по старшинству Святослав Всеволодович:
«Святославъ князь, сынъ Всеволожу седе в Володимери на столе отца своего, а сыновци свои посади по городомъ, якожъ бе имъ отець урядилъ Ярославъ»[677].
Никаких серьезных изменений в волостных держаниях Святослав предпринимать не стал, но это не спасло его от гнева и недоверия племянников. У власти он не продержался и года:
«…и седе лето едино, и прогна и князь Михайло Ярославичь»[678].
По другим летописям, Святослава выгнал Андрей Ярославич[679], хотя, скорее всего, он действовал уже против Михаила, за которого потом вступился Александр. И началась «пря велия»[680], для разрешения которой все участники решили ехать к Батыю, верховному сюзерену, как и велит феодальное право. Причем отношения накалились настолько, что княжичи проделали путь в низовья Волги раздельно:
«Поеха Андреи князь Ярославичь в Татары к Батыеви, и Олександръ князь поеха по брате же к Батыеви»[681].
Батый разбираться в распрях не стал, а отослал княжичей к Гуюку. Это был хороший повод для Батыя продемонстрировать свою лояльность к новому императору, которому предоставлялось право судить подвластных улусу Джучи. Пока князья отсутствовали, управление землей контролировал Михаил, после смерти которого в ходе военных действий в Литве во Владимире вновь сел Святослав Всеволодович.
Только зимой 1248–1249 гг. Александр и Андрей вернулись из Монголии, судя по всему, еще до смерти Гуюка, который успел передать и заставить исполнять свое решение: Александр получил «Кыевъ и всю Русьскую землю», а Андрей сел «в Володимери на столе»[682]. По статусу старшим остался обладатель Киева, но фактически более значимым становился Андрей, располагавший теперь большими и материальными и военными возможностями.
Такое положение дел сохранялось недолго. Вскоре начался новый виток внутренних усобиц, из которых победителем, теперь уже безоговорочным, вышел Александр Невский, сумевший привлечь на свою сторону как монголов, так и жителей края. Считается, что Андрей пытался заигрывать с Западной Европой и Римом в поисках поддержки против монголов[683]. По сообщению В. Н. Татищева, он даже «дани и выходы» Орде стал платить «не сполна»[684].
В 1250 г. во Владимир прибыл новый киевский митрополит Кирилл, бывший печатник князя Даниила Галицкого:
«…иде изъ Киева въ Черниговъ, таже прииде въ Рязань, таже прииде въ Суздалскую землю, и сретоша его князи и бояре съ великою честию»[685].
Кроме обычного объезда подведомственных областей, Кирилл проводил оценку положения русских земель; возможно, пытался наладить внутренние связи, нарушенные монголами, а также зондировал почву для возрождения военно-политического альянса Романовичей и Юрьевичей. Для прояснения обстановки митрополит даже посетил Новгород и находившегося там князя Александра, который, однако, не проявил интереса к антимонгольскому альянсу. Двигателем возрожденного союза стал Андрей Ярославич, который даже женился на дочери галицкого князя Даниила. В эти же годы Северо-Восточную Русь могли посещать и папские послы.
Поздние летописцы изображают Андрея благородным борцом против интервентов-язычников. В его уста вкладываются благочинные восклицания:
«…лутчи ми есть бежати в чюжюю землю, неже дружитися и служили Татаромъ»[686].
Однако насколько дальновидны были планы княжича, сказать трудно. Скорее всего, основой его намерений была власть внутри волости, на которую претендовал старший брат Александр. Последний имел устойчивые отношения с Ордой и монгольскими ханами рода Джучи. Кроме того, статус новгородского князя вовсе не располагал к доброжелательным контактам с католическими миссионерами. Для Новгорода была характерна конфронтация с колонистами-крестоносцами, прикрывавшимися покровительством римского понтифика. При такой расстановке акцентов все действия князя Андрея напоминают провокацию, в ходе которой он сам же и пострадал.
Князь Александр Ярославич вынужден был обратиться в Орду за помощью, когда оценил надвигавшуюся на него угрозу. Характерно, что позднее сторонник Андрея тверской князь Ярослав укрывался в городах-сателлитах Новгорода — Пскове и Ладоге, для которых можно предположить желание обособиться от своей волостной столицы. Эти действия, особенно в отношении Ладоги, носили решительно антиновгородский характер. Андрей и Ярослав выступали противниками не только Александра, но и Новгорода, что не могло пройти безнаказанно. Воспротивиться великокняжескому давлению на Новгород можно было только с помощью другой решительной силы — монголов.
683
Каргалов, 1967. С. 141. В. В. Каргалов считает, что вокруг Андрея Ярославича сложилась целая антимонгольская группировка князей (Каргалов, 1967. С. 142). Однако поддержка Андрея Ярославом Ярославичем Тверским была установлена тем, что его «княгиня» и дети находились в войске Андрея во время битвы под Переяславлем-Залесским в 1252 г. (ПСРЛ, I, 473). А из того, что в 1253 г. Ярослава посадили у себя псковичи и пустили в город ладожане (ПСРЛ, I, 474; НПЛ, 307), выводится участие этих городов в антимонгольском альянсе. Все эти построения весьма зыбкие. И Псков, и Ладога, впуская к себе Ярослава Ярославича, стремились изменить свой статус на внутрирусской политической карте, а не затевали глобальной евразийской авантюры. Сам Ярослав мог быть случайно вовлечен в события под Переяславлем — ведь брат Андрей являлся его непосредственным сюзереном и мог ему просто приказать. В любом случае говорить о «группировке», состоящей из двух братьев (Андрея и Ярослава), не приходится.