Но и на юго-западе Руси язычество тоже цепко удерживало свое место в общественном сознании населения. По наблюдениям польского исследователя Т. Трайдоса: «Православие охватило только два высших слоя общества — бояр и мещан. Сельское население даже около Киева — города нескольких десятков монастырей — свободно совершало языческие обряды, связанные с культом богов плодородия и огня. Так, на острове на Днепре была святая роща и дуб, который был уничтожен только доминиканскими миссионерами». Известно, что Орден доминиканцев, построивший в Киеве костел святой Марии, появился на берегах Днепра в конце 20-х гг. XIII в. Следовательно, языческие святыни в самом центре православной митрополии были обнаружены и уничтожены доминиканцами через триста с лишним лет после крещения Руси.
Тем не менее, христианство на Руси продолжало укрепляться, и в том же XIII ст. общее количество православных епархий достигло четырнадцати. В XIV в. появилось самостоятельное епископство во Владимире-на-Клязьме, ставшем к тому времени вторым после Киева центром «Руской митрополии». Как пишет Н. Яковенко, дробление первоначальных епархиальных структур стало следствием политической децентрализации Киевской державы. «Своя» епископская кафедра как бы фиксировала самостоятельность княжества, и местный князь не только охотно соглашался на ее создание, но и предоставлял необходимое материальное обеспечение. Поэтому совпадение пределов православных епархий с границами того или иного крупного княжества было далеко неслучайным, а решающее слово при выборе кандидата на сан епископа оставалось за удельными князьями.
Кстати, именно православию, а точнее канцеляристам Константинопольского патриархата, нынешняя Россия обязана своим названием. Украинский автор Е. Наконечный сообщает, что церковные писари и церковные книгочеи — почти единственные просвещенные тогда в Европе люди — образовывали свои названия и титулы, руководствуясь известными им историческими аналогиями и прецедентами, мало учитывая живую языковую практику. Между канцеляриями Константинопольского патриархата и «Руской митрополии» шла деловая переписка. За канцелярскими столами патриарших писарей и родился термин «Россия». По старому греческому обычаю калечить иностранные языки, в слове Русь эти церковные писари заменили звук «у» звуком «о», излишне удвоили звук «с» и прибавили вместо смягчения греческое окончание «ия», употреблявшееся для обозначения стран. Латинская транскрипция этого термина — Russiae — закрепилась в европейских языках, а на Руси его воспроизведенный в кириллице вариант иногда употреблялся в неофициальной переписке. Значительно позднее, уже в XV–XVII вв., киевские православные иерархи Речи Посполитой стали использовать в своих титулах термин «Россия» вместо древнего названия «Русь». В Московии же в качестве неофициального названия страны это слово впервые употреблено в грамоте от 1517 г., и только спустя два столетия, в начале XVIII в., изобретенный византийскими канцеляристами термин был использован Петром I для официального названия созданной им империи.
При освещении истории отечественного православия российские исследователи нередко делают выводы об особом положении «Руской митрополии» в Константинопольской патриархии, мотивируя его политической независимостью и огромной территорией Руси. При этом как-то забывается, что Киевская держава была не единственным православным государством, независимым в политическом отношении от Византийской империи, а огромность территории страны сама по себе никаких преимуществ не создавала. В юридическом же отношении митрополия Руси никаких льгот не имела и по всем канонам являлась обычной митрополией Константинопольского патриархата. Нельзя говорить и об особой престижности среди церковных деятелей патриархии «Руской митрополии». За 312 лет, прошедших с момента утверждения в Киеве митрополичьей кафедры и до ее перемещения во Владимир-на-Клязьме, двадцать пять человек из двадцати восьми, носивших сан митрополита Руси, были по происхождению греками. Их кандидатуры подбирались в Константинополе или Никее из числа духовных особ, так или иначе известных патриархии, однако ни разу в Киев не был направлен в качестве митрополита известный всему православному миру выдающийся церковный деятель или богослов. Известен истории и факт самовольного оставления архиереем-греком порученной его попечению митрополии Руси.
Не участвовали киевские митрополиты и в работе созываемых патриархами соборов, так как из-за значительной удаленности Киева от Константинополя появлялись при патриаршем дворе крайне редко. Безусловно, это не мешало многим из митрополитов пользоваться заслуженным уважением своей паствы, но далеко не всегда деятельность ставленников Константинополя соответствовала чаяниям великих киевских князей. Не удовлетворившись простым согласованием предлагаемых патриархией кандидатур, киевские государи не раз предпринимали попытки самостоятельно поставить во главе церкви Руси собственных избранников. Первым предпринял такую попытку столь много сделавший для христианства на Руси князь Ярослав Мудрый. После смерти митрополита Кирилла I на освободившееся место высшего иерарха в 1031 г. собором епископов Руси был поставлен пресвитер княжьей церкви на Берестове Иларион. Было ли это избрание отголоском недавно закончившейся войны с Византией, в ходе которой эскадра императора Константина Мономаха сожгла флот киевского князя? Рассматривал ли Ярослав Мудрый этот шаг как временную меру, призванную ограничить влияние греков на церковную и политическую ситуацию в стране? Или этот поступок свидетельствовал о желании киевского князя создать независимую от Константинополя автокефальную церковь Руси? Ответа на эти вопросы источники не содержат.