Активная позиция Витовта при защите интересов юго-западных православных епархий и настойчивость, с которой князь добивался восстановления отдельной митрополии для своего государства, очевидно, породили в среде высших православных иерархов определенные надежды на улучшение своего положения. Выразителем этих настроений выступил новоизбранный митрополит, о чем свидетельствует отмеченный в летописях под 1417 г. вопрос Цамблака Витовту: «Что ради ты, княже, в Лятцком законе, а не в Греческом?» Литовский государь, как мы помним, в вопросах веры был чистейшим прагматиком. Разница между католическим и православным вероисповеданием занимала Витовта очень мало, но при этом князь прекрасно понимал, что прочный мир между его христианскими подданными нельзя установить путем перехода правителя из одной конфессии в другую. Кардинальное решение проблемы лежало на пути восстановления единства между католичеством и православием в целом, а потому, как сообщает та же летопись, Витовт ответил на вопрос митрополита следующим образом: «Аще хощеши не токмо мене единаго видети в Греческом законе, но и всех людий моея земли Аитовскиа, да идеши в Рим и пришися с папою и с его мудрецы…»
Витовт не случайно предлагал Цамблаку отправиться «пришися» (спорить) с папскими мудрецами, поскольку в те годы проходил Констанцский собор 1414–1418 гг. и одним из главных вопросов собора было преодоление «схизмы» — раскола церквей. Как справедливо отмечает в этой связи Б. Н. Флоря, ожесточенная полемика между византийскими и латинскими богословами отражала лишь одну сторону контактов Византии и латинского Запада. Другой стороной были неоднократные попытки добиться соглашения, которое положило бы конец расколу. Встречи богословов в ряде случаев диктовались не только стремлением обличить противника, но и найти почву для взаимопонимания. Благосклонно к восстановлению церковного единства относились тогдашний император Византии и Константинопольский патриарх. Пользуясь благоприятными обстоятельствами, Владислав-Ягайло и Витовт решили увязать проблему православной митрополии в Польше и Литве с восстановлением общехристианского единства. В ходе всеобщего объединительного процесса католические и православные приходы в их странах должны были соединиться в рамках единой церковной области, и вопрос о подчинении юго-западных епархий Москве отпал бы сам собой.
Констанцский собор, начав свою деятельность с осуждения «ересей» чешских реформаторов и сожжения на костре их лидера — Яна Гуса, через три года работы избрал нового папу Мартина V. С ним король Владислав-Ягайло и договорился об участии в прениях о преодолении церковной «схизмы» митрополита Цамблака. К тому времени, по сообщению Густынской летописи, Константинопольский патриарх смирился с избранием Цамблака и санкционировал его поставление митрополитом. Как пишет О. Русина, Киевский митрополит во главе пышной делегации из 300 русинов, литовцев, волохов и татар прибыл в Констанц в начале 1418 г., когда работа Собора уже подходила к концу. Среди лиц, сопровождавших Цамблака, историки обращают внимание на оставшегося не названным князя «Червоной Руси». Многие исследователи, опираясь на упоминание в стихотворной истории Констанцского собора о «hercog von Ostrog» (герцоге Острожском) отождествляют его с Федором Острожским.
Цамблак приветствовал участников Собора «Похвальным словом», в котором не пожалел красочных эпитетов в их адрес и призывал присутствующих «воедино собрати по первому устроению и отеческому преданию от многих лет… расщепленное тело церковное». Затем, на аудиенции у папы Мартина V, православный митрополит вновь призвал ускорить процесс объединения церквей, чему, по его словам, содействовали воцарившиеся в Руси и Византии благоприятные для унии настроения. С таким мнением Киевского архиерея согласились и представители византийского императора Мануила, которые также прибыли на собор. Таким образом, делает вывод Русина, митрополит Цамблак «не собирался идти путем сепаратных соглашений: сохраняя пиетет относительно византийской Церкви, он связывал дело унии с позицией тамошних иерархов». Иными словами, блестящий богослов и мыслитель Григорий Цамблак, не раз выражавший в своих произведениях верность догматам православия, поддерживал идею соединения с католиками, но не путем сепаратного подчинения возглавляемой им митрополии Риму, а через восстановление единства всей христианской Церкви.
Произнесенная митрополитом Цамблаком речь получила значительный резонанс среди огромного количества делегаций и гостей Констанцского собора. Но в тот момент Западная церковь была поглощена более важными для нее проблемами, и выступление православного митрополита конкретных последствий не имело. Не улучшила поездка в Констанц и взаимоотношения между двумя частями распавшейся митрополии Руси. По возвращении в Киев Григорию Цамблаку по-прежнему приходилось сдерживать нападки со стороны Фотия, к которым добавились еще и обвинения в унии с католиками. Но как отмечают историки, Цамблак объективно оценивал сложившуюся ситуацию, понимая, что все обвинения в его адрес служат лишь прикрытием для отрицания Москвой отдельной православной митрополии с центром в Киеве. Вместе с тем, хотя проклятия Фотия и не могли сравниться по уровню аргументированности с риторикой Цамблака, практические последствия они все-таки имели, вынуждая князя Витовта лавировать между двумя митрополитами. По сведениям Э. Гудавичюса, князь позволил некоторым епископствам и приходам, по их желанию, общаться с Фотием, что создало предпосылки для отстранения Цамблака от активной деятельности.