Алим даже задумывается на секунду.
-Нет. Ты прав Степан, последние дни приучили меня к оружию во вражеских руках, - отвечает вор. - Но здесь город. Похоже у меня слишком глубоко засело мнение о русичах, как о невежественных варварах, у которых все ни как у людей.
Волхв лишь хмыкает, сворачивая с главной улицы. Алим послушно идет следом, разглядывает все кругом. Аккуратные бревенчатые стены сменяются широкими открытыми прилавками. Всевозможные вещи разбросаны, словно шишки в лесу. Обилие товаров скрывает не только стол, но и стены, а кое-где и потолок. Продавцы - довольные жизнью мужики - зазывают покупателей. Со всех сторон доносится многоголосый шум, будто гудение прибрежных волн. То накатывается с тяжелым гулом, то опадает, но лишь для того, чтобы вновь накатится. Алим удивленно глядит на диковинку. На родине никогда не встречал ничего подобного: привык уже к шумным тесным базарным площадям, когда торговцы ставят шатры, навесы, притаскивают товары. Каждый старается занять места побольше, потому проходы между палатками узкие - едва разойдутся три человека. На базаре всегда крики, брань, а голоса зазывал, словно шум ветра или дождя, постепенно перестает восприниматься и кажется фоном безобразной палитре базарных звуков. Здесь все иначе. Торговые терема на жмутся друг к другу. Как и во всем городе по улице с легкостью проедут три всадника, даже с раскинутыми в стороны руками. Да еще место для прохожих останется. Гомон, вечный спутник подобных мест, конечно никуда не девался. Все так же кричат зазывалы, все так же торгуются покупатели и продавцы, спорят, бранятся. Но звуки какие-то приглушенные, словно из-за угла, а то и с другого конца улицы. Никто не теряет достоинства, не опускается до крика. Торгуются спокойно, примериваются. Словно бы и не торг вовсе, а игра, тренировка перед походом на настоящий базар. Вор даже пару раз слышал, как покупатель сам поднял цену и честно заплатил. Видя недоумевающее лицо южанина, волхв хмыкнул и произнес:
-Странный вы народ. Разве не должен мастер получать за хороший труд хорошие деньги. Бывают вещи, за которые и переплатить не жалко, но чтоб мастер не останавливался, делал еще, видел, что товар востребован. Разве у вас не так?
Алим лишь головой покачал в ответ. Все-таки странный народ эти русичи. Люди, которые могли переплатить, очень редко заходили на базар, это просто диковинка какая-то, почти такая же, что и человек сразу соглашающийся на поставленную торговцем цену.
Наконец, впереди показалась одежная лавка. Степан тут же ускорил шаг. Лавка оказалась небольшой, но товаром буквально завалена. Алим разглядел все. От бабьих платков, до охотничьих сапог. И даже цветные ленты и шелковые рубахи. Глаза буквально разбегаются, глядя на такое великолепие. Дома Алим уже привык к одинаковым одеждам. Халатам, шароварам, тюрбанам и прочему, но здесь все совсем по-другому. Одежда русичей сходилась в одном: вся она плотная и прочная. Это и не удивительно: в такой холодной стране приходится и одеваться теплее. Вор, не долго думая, навыбирал себе целый гардероб. Торговец лишь в недоумении воззрился на южанина. Но Алим, как ни в чем не бывало, начал мерить выбранные вещи. Прикидывал, вертелся, сбрасывал и надевал другую. Постепенно возле лавки собралась изрядная толпа, все стремились поглазеть на неведомого дурачка, что решил перемерить всю лавку. Но Алима это ничуть не смутило. Вор быстро и умело прикидывал на себя одежду, просил у торговца то одно, то другое. Наконец продавец и сам вошел во вкус: давал советы, помогал оценить. Вскоре загомонила вся толпа, но вор, наконец-то выбрал. Оставив гору перемеренной одежды, Алим остановился на плотной куртке из кожи в два слоя, облегающих штанах, удобных охотничьих сапогах с двойной мягкой подошвой и простой белой рубахе. Гардероб завершили кожаные толстые перчатки, выстланные мехом изнутри. Степан лишь хмыкнул, знал, что вору подойдет такой наряд, еще когда входили на торговую улицу. Алим долго благодарит торговца, тот лишь отмахивается, да хмыкает. Самому пришлось по нраву, что подобрали такую справную одежду. Степан без лишних разговоров отсыпает названную торговцем плату. Вор лишь пожимает плечами, видать у русичей так принято, а на чужой базар, со своим уставом...
Старую одежду Алим тут же выкинул, это тряпье не только порядком износилось, но и совсем не подходит к климату лесной Руси. Степан тут же ведет вора дальше в самую середину торговой улицы, где на прилавках дожидается своей минуты оружие. К мечам да кинжалам и прочей боевой атрибутике, Алим относится спокойно, нагляделся еще дома. А здесь ничего по сути нового. Все та же отточенная сталь, спор прочности и легкости, и неизменная удобность. Правда здесь прочность и легкость спорят на ином уровне. Оружие, как и сами русичи - большое, основательное. Степан быстро пробегает прилавок глазами. Недолго осматривает вора, снова пробегает прилавок. Наконец обращается к торговцу. Они пару минут что-то обсуждают, попеременно оглядываясь на южанина, наконец торговец кивает, уходит куда-то в глубь лавки. Как Алим уже выяснил: лавка, еще и дом и склад. Потому никто и не стремиться выделать площадь под базар: легче построить целую улицу, где торговцы будут хранить и продавать товар, и торговцам спокойней и тратиться на охрану складов не придется. Возвращается продавец уже со свертком в руках. Не большим, по сравнению с большинством смертоносных игрушек на прилавке, но для южанина и такой кажется великоват. Торговец быстро разматывает тряпицу, подставляя свету великолепный клинок. Алим со вздохом узнает в отточенной стали чудесную саблю. Немного великоватую, но изготовленную с большим мастерством, видно даже издали. Кулак сам сжимается, словно обхватывает рукоять. Вор с трудом подавляет недостойный порыв. Заставляет себя смотреть на чудесный клинок с брезгливой безразличностью, но Степан лишь громко хмыкает, перехватывая взгляд южанина. Торговец тоже улыбается, от них не скрылось, как дрогнули пальцы вора. Наконец, насмотревшись, Алим пробует саблю в руке. Рукоять ложится в ладонь идеально, словно влипает. Вес сбалансирован как раз под руку. Отточенный клинок сверкает на солнце красивой молнией. Вес распределен так, что сабля ворочается без усилий. Слушается с полужеста. Степан просит принести и ножны. Торговец быстро подает волхву, тот кидает Алиму. Вор на лету вставляет клинок в разукрашенные ножны, словно руку в рукав. Вешает перевязь через плечо. Торговец довольно улыбается. Всегда приятно, когда товар находит покупателя, да еще такого, который не абы кто, а самый, что ни есть мастер. Степан тут же выбирает южанину щит. Расплачивается, вновь не торгуясь. Алим только сокрушенно вздыхает, но безропотно принимает кругляш, идет следом.