Костику дали 14 лет строгого режима. Московский хороший адвокат сильно впрягся, и на апелляции снизили срок до семи лет. Так всегда бывает, когда судьи видят невиновного по такой статье осужденного: отпустить не могут по причине, сформулированной емко прокурором, но в два раза снижают.
Костик всего этого не выдержал и повесился в тюрьме сразу после апелляции. Отец Кости уехал за правдой в Москву, обивает пороги всяких серых учреждений. А мать ушла в монастырь.
Бывшая теща Костика и ректор негосударственного университета финансов, юриспруденции, управления, профсоюзов и туризма зациклились на фразе: “Будет теперь знать…”
Саша и Даша
Сан Саныча давно уже не звали Сашей. Сан Саныч мужчина солидный, за полтинничек, плотный такой, сильно лысоватый, крепкий, как малосольный огурчик. Сан Саныч происходил из хорошей семьи высшего руководства Минсредмаша СССР, его славные предки крепили обороноспособность, а потому наследство у Сан Саныча тоже было солидное — помимо хорошего образования, еще и старые связи, еще и всякие квартиры-дачи в самых изумительных местах столицы нашей Родины и прилежащих к ней академических поселках. Сан Саныч удачно женился на красивой и умной министерской дочке, а сам занимался бизнесом, связанным со всякими прекрасными технологиями. Этот бизнес все больше и больше курировался околосиловыми структурами, никак Сан Санычу не чуждыми, где встречались ему в основном дети папиных коллег, да и уважаемый тесть помогал. Но все мы стареем, конечно, и страна меняется, и нет уже былого уважения к ветеранам Минсредмаша СССР. В общем, однажды на Сашин бизнес наехали.
Люди, надо сказать, наехали серьезные — действующий полковник со связями, герой первой чеченской кампании, у него потом при обыске половину коллекции Грозненского музея найдут и картину Тропинина под диваном. Люди хотели понятного — денег за крышевание, и Сан Саныч накатал заявление про вымогательство. Полковника взяли с поличным, вот тогда и случился у него обыск. Арестовали, посадили в тюрьму, дело к суду шло, и тут Сан Саныч легкомысленно вообразил, что проблемы у него закончились. А если не закончились, то он ход дела вполне себе контролирует, пользуясь своими старыми и новыми надежными связями.
Зря Сан Саныч расслабился и не напрягся даже тогда, когда добрые люди из Следственного комитета рассказали ему, что провели оперативно-следственные мероприятия, в результате которых на свет появилась некая запись разговора двух мужчин, оба посредники, один от полковника, второй от прокуратуры, причем генеральной, и в разговоре этом один обещает другому два с половиной миллиона долларов за то, что полковника отпустят на все четыре стороны, а Сан Саныча на его место посадят.
Сан Санычу даже подарили диск на память с записью этого разговора.
А Сан Саныч не понял, что это был не подарок, а деловое предложение: мол, люди суетятся, хорошие деньги предлагают, а ты перекупил бы, мил человек. Может, кстати, и понял, но не внял: решил, что есть запись, есть оперативно-следственные действия, кто ж его теперь тронет.
Наивность, неопытность, легкомыслие и вера в логику и факты сгубили Сан Саныча так, как это и случается с людьми, далекими от ежедневного будничного труда работников правоохранительного фронта.
Полковника после года в СИЗО выпустили под подписку о невыезде, да он и был таков, проживает сейчас в Португалии, открыл супермаркет в хорошем месте.
А дело немыслимым для Сан Саныча образом возбудили уже в отношении Сан Саныча.
Сан Саныч был единственный, кто не верил в возможность такого — и еще худшего — поворота событий. Сразу поверили в худшее жена и деловые партнеры. Жена быстро подписала с Сан Санычем кабальный брачный контракт (“на всякий случай”), и не успели высохнуть чернила на контракте, как она ушла, забрав все движимое и недвижимое имущество. Примерно так же поступили и деловые партнеры. И довольно быстро Сан Саныч обнаружил себя подозреваемым, к тому же довольно бедным человеком, приехавшим на грязный строительный рынок в Подмосковье с целью приобретения дюбелей и побелки для ремонта на скорую руку снятой скромной квартирки.