Однажды пришло к нему дело через НКО — чистая благотворительность. Обвиняемый — бывший профессиональный боксер Максим Губахин, ранее судимый за причинение вреда здоровью средней тяжести: драка, стало быть, из которой Максим вышел победителем, а к побежденному приехала скорая. Сейчас обвиняется в убийстве. Убитого Максим знал, когда-то вместе тренировались, находились друг с другом в неприязненных отношениях. Лев Вячеславович за такое дело и не взялся бы, здесь бы и государственным защитником обошлись бы, кабы не один малозаметный фактик, наличие которого мало кого в нашей системе спасало. У Максима Губахина было алиби: сам он утверждал, что был за пару сотен километров от места убийства, он в отпуск в девушкой ездил, которая может подтвердить и даже подтверждает, но девушка, конечно, не считается. У нас и не с таким алиби сажают, особенно после рецидива, и уж кто-кто, а Лев Вячеславович понимал это лучше многих.
В общем, надо было посмотреть на алиби, с девушкой поговорить, а там уж и понять, браться ли. Почувствует Лев Вячеславович, что есть алиби — возьмется, а на нет и суда нет. То есть наоборот.
Созвонился с девушкой, договорились о встрече. И вот в назначенный час она приехала в адвокатскую контору.
Когда она вошла, Лев Вячеславович оторопел. Нет, вы не подумайте — Лев Вячеславович вовсе не был охотником и ценителем женской красоты, он был глубоко, верно и преданно женат, да и вошедшая девушка не была красавицей в привычном смысле слова. Она была Девой Марией. Такой чистый собирательный образ Мадонны, Богородицы, Пресвятой Девы, Праматери Человеческой. К тому же, вспомнил Лев Вячеславович, он обращался к ней по телефону — Мария.
— Здравствуйте, Мария.
— Здравствуйте, Лев Вячеславович.
Тут Лев Вячеславович разглядел, что Мария беременна. И как-то окончательно разволновался, хотя помнил, что волноваться ему нельзя. Мария была тиха, приветлива, на вопросы отвечала прямо и немногословно. И картина вырисовывалась простая и понятная: некий гражданин был забит до смерти в Подольске, подозреваемый Максим, ранее судимый, ныне содержащийся в СИЗО, имел с убитым давний конфликт, однако в день убийства находился с девушкой Марией в Минске, откуда к тому же много звонил (то есть надо запрашивать биллинг), где ходил с паспортом в обменный пункт (надо запрашивать банк) и покупал с паспортом билет на поезд. В Минске проживал у родни, чьи показания могут пригодиться, но их вряд ли посчитают объективными, зато у этой самой родни была большая пьянка с вызовом соседями милиции и проверкой паспортов у всех, включая Максима. Работы много, но оно того стоит: алиби получалось таким железобетонным, что дело могло и до суда не дойти.
Однако ж надо и с подозреваемым познакомиться. И Лев Вячеславович отправился в Можайск, в СИЗО.
— Здорово, дядя, — входя в следственный кабинет, весело сказал Льву Вячеславовичу некрасивый здоровенный детина с несоразмерно длинными руками.
— Что-то не припомню племянничка, — сухо отрезал Лев Вячеславович. Начало ему очень не понравилось. Но Максим Губахин на ходу переобулся, почуяв внутреннюю силу бывшего следака-важняка, и дальше вел себя более или менее прилично. Что Льву Вячеславовичу безусловно понравилось, так это то, как Максим спрашивал о Марии. Лев Вячеславович отметил, что ни Максим, ни сам Лев Вячеславович не называли Марию Машей. Не Маша она была, совсем не Маша. Мария. И Максим, хоть и показался Льву Вячеславовичу гопником натуральным обыкновенным, в собственном соку, все-таки смягчил немного Льва Вячеславовича. Если Мария любит Максима, значит, есть в нем что-то хорошее. Надо отбросить все сомнения и раздражения и вытаскивать парня, который попал в крупную переделку. Может, он и гопник, может, он и ошибался в жизни не раз, но убивать точно не убивал, в этом сомнений нет.
Лев Вячеславович впрягся в работу серьезно — впрочем, он всегда отличался въедливостью, скрупулезностью и почтением перед буквой закона, доводившими следователей, прокуроров и судей до нервных срывов. Он делал запросы, ездил в Минск, мотался к следователям, разговаривал с прокурорскими, доказывая, что дело Максима в суд отдавать нельзя, опозорятся — вот же у парня алиби. Следователь, молодой, упрямый и сильно неопытный, к общению с сильными и честными адвокатами не привык и никак не мог взять в толк, чего ж Лев Вячеславович так за Максима хлопочет, какая ему разница, посадят его или нет. Посадят, как не посадить, никогда такого не было, чтобы после ареста и СИЗО отпускали просто так — да еще такого, без ресурса, без денег, без связей. Что ему, адвокату? Родственничек он ему? Вроде нет. Денег он точно ему не платит. Чего пристал?