— Так я ж на спирт меняю!
— Валь, а спирт где берешь?
— Так из Орла мне со спирзавода приносят.
— Валь, а в Орле у тебя кто?
— Так нет у меня никого в Орле, оттуда спиртовозы идут и нам завозят.
— А ты им что?
— Так пироги же.
И как-то все у Вальки нараспев выходит. Ну, конечно, если там про сына спросишь, или про кредиты, или про сестрицу покойную — тут Валька, ясное дело, принимается рыдать. Тогда ей чайку хорошо подсунуть — она отхлебнет разок-другой, да сразу окна мыть принимается, или бомжей стричь, или раковину тереть до блеска рекламной стоматологии, и вот уже мурлыкает под нос: “Быыыывааает все на свете хорошо, в чем дело, сразу не поймешь…”
И не знаешь, что с Валькой делать. То ли дрына ей вдоль спины, то ли поставить в уголок и любоваться на красоту, характер и смекалку. И пироги, конечно, у нее чудо как хороши.
Вовка-Клуни
Никогда не забуду, как с ним познакомилась, — до сих пор как вспомню, так вздрогну. Это была зона для БС, для бывших сотрудников, значит — ментов, фсиновцев, прокуроров и прочей провинившейся публики, которых к нормальным зекам нельзя сажать, порвать могут. Стою у входа на КПП поселка, беседую с местным летехой Мишей про дела наши скорбные; грязища вокруг, лужи и прочие атрибуты октябрьской глубинки, сдобренной бардачной спецификой мест не столь отдаленных. Вдруг чую, что внизу, вот прямо у моих ботинок что-то происходит, будто бы собака прибилась. Я глаза вниз — о ужас, там возле моих ног не собака, а человек в робе копошится и что-то с ними делает странное, тихонько-тихонько, практически нежно. А я от потрясения даже взвизгнуть не смогла.
— Петров! — заорал Миша на странного гражданина. — Ты совсем ополоумел? Иди отсюда!
Человек поднялся, мелко закивал нам, улыбаясь и кланяясь, и попятился куда-то за КПП, приговаривая: “Зато ботиночки у Ольги Евгеньевны протер, вот она в чистых ходить будет, Петрова вспомнит…”
Это он своим ватником мне ботинки чистил.
— Что за новое извращение? — спрашиваю Мишу. Миша раздосадован. Он хороший сотрудник, прямо редких качеств, он искренне радуется за своих подопечных, а уж если огорчается, то вот сразу с нахмуренным лбом, типа “как же нам искоренить этот беспорядок и привить культуру массам?”
— Да он не извращенец. Он искренне вам ботинки чистил. Ссучился совсем.
— А откуда он знает, как меня зовут?
— Да черт его разберет, у него свои методы. Полковник ФСБ у нас Петров, большой был начальник. А я давно заметил: чем выше был начальник, тем хуже он сидит и тем сильнее ссучивается.
Осужденный Петров кидается к любому заезжему с целью быть отмеченным. Чтобы запомнили. Мало ли — пригодится кому такой человек, как Петров. Вот мне, например, уже пригодился — я его в книжку вставила.
— Миша, а ваших, бывших фсиновцев, много сидит?
— Много. Сами знаете, работа какая. Начальству не брать нельзя, все берут. Опера запрещенку в зоны тащат, тоже дело обычное, сами знаете. Кто под проверку попадает, кого подставляют — опасная у нас работа.
— Тоже ссучиваются?
— Так тоже закон один: чем выше был, тем больнее упал. Хотя вот у нас Вова-Клуни есть, начальником большой зоны был, попался на взятке. Все берут, и он брал, не отрицает, и нашему брату вола вкручивать, что, мол, не брал, беспонтово. Но вот Вова достойно сидит, сильный мужик.
— А почему Клуни?
— Да у нас тут бабы все по нему с ума сходят. Говорят, на актера похож, прямо один в один. А сам разведенный и положительный, так что тут у нас дамский ажиотаж наблюдается, но мы пресекаем, да и Вова не поддерживает легкомыслия.
Владимира Сергеевича Кольцова до посадки никто Вовкой не звал, даже когда маленький был, или когда женился — тогда благородно Володей звали. А уж тем более когда до хозяина дослужился. Тут уж никто и пикнуть не смел, даже супруга перешла на “Владимира Сергеевича” — сначала вроде бы в шутейной форме, а потом привыкла. Еще в период следствия Владимиром Сергеевичем звала, тогда у нее это тревожно как-то выходило, а после Вова ее больше и не видел никогда: он пока сидел, она не пришла ни разу, на развод подала, а потом замуж вышла за Вовиного бывшего коллегу из управления. Вова понимал, что там теперь его между собой зовут Вован, вот так они между собой в разговорах его и именуют.
Да и ладно. Уж где-где, а у них в управлении лучше всех знают, что от Вовкиной судьбы никто не застрахован. Все берут, тут нельзя белой вороной быть, быстрее сожрут.
Берут за условия — за перевод на хорошие или, наоборот, на плохие. Тут все от обстоятельств зависит: договорился коммерс осужденный заведовать клубом, да там же шконку себе отдельную поставить, да электроплиточку, сидит тихо, котлетки себе жарит, внимания не привлекает — это все можно устроить. Плата абонентская, ежемесячная, переводом на карточку подруге жены, она себе тоже 10 процентов оставляет, всем хорошо: и Вове, и подруге, и коммерсу, и родственникам его спокойно. И кому плохо?