Успешный россиянин, получивший в рекордные сроки с жизни в России очень большую, по западным меркам, премию, мучим эсхатологическими настроениями. Я насчитал восемь объяснений этой тревоги.
Точно так же, как литературу в России еще считают «учебником жизни» (хотя она лишь развлечение и изредка — корм для ума), так и историю многие полагают инструментом прогноза.
Когда еще, спрашивается, Россия развивалась так бурно? Когда на 10 процентов в год рос ВВП? Когда страна переживала такой строительный бум? Правильно: в серебряный век 1900-х, кажущийся теперь золотым. Чем кончилось — известно: войной, революцией, крахом. Второй бум потребления, уже в конце 1990-х, был краток и опять же завершился дефолтом и пятикратной девальвацией рубля. Следовательно, и нынешние изобильные годы, с их миллионами продающихся иномарок и гектарами вводимых в строй гипермаркетов, — наваждение, морок и жизнь взаймы.
Смысл в том, что российская власть, управляющая политически пассивным населением, к тому же преданным своему президенту, ведет себя так, как будто этого президента все только и мечтают что свергнуть, чем порождают нервозность даже среди лояльных.
Спрашивается: зачем было избивать участников вполне легального митинга в Петербурге, тихо-мирно шедших к метро? Зачем придумывать идиотские способы недопущения в Самару участников марша несогласных? Зачем вводить цензуру на сценарии мыльных опер (а об этом я слышал от больших начальников на РТР)?
Когда власть сильна, она либо позволяет оппозиции все, либо уничтожает ее на корню. А так, как говорит мой знакомый лондонский банкир, «авторитаризм в России пластмассовый. Закручивает пластмассовые гайки пластмассовым ключом». Миддл-класс знает за пластиком свойство дешевого заменителя металла — и невольно вибрирует.
Треть населения страны прочно влезла в кредиты. Вице-президент крупного банка год назад рассказывал о попытке выйти на Урал: оказалось, что в Екатеринбурге местными банками выдано 260 тысяч кредитов. Ну и что, город-то — миллионник? А то, что в пересчете на экономически состоятельное население — это два кредита на семью. Набрав же кредитов, россияне обрекли себя на нервозную жизнь от выплаты до выплаты. И вот сидит московский менеджер, переехавший из однушки в Беляеве в трешку, и трясется: зарплата у него 4500 долларов, а выплаты банку 2500 долларов, а в новой квартире кладут полы из дубовой доски, а старая, продажей которой он рассчитывал свести концы с концами, зависла в листинге, хотя уже трижды снижали цену. И вот очередная выплата, а зарплата на карточку не переведена. Как ему смотреть с оптимизмом в будущее?
Словно в анекдоте, в котором нового русского не радуют старые елочные игрушки, многие из самых обычных россиян напоролись на то, за что боролись. А боролись они со времен СССР за материальную обеспеченность, в процессе борьбы придя к убеждению, что любые штучки типа «духовности», «нравственности», «морали» или, не к ночи будь сказано, «культуры» есть либо удел лохов, либо инструмент их разводки.
Проблема же образовалась в том, что осуществить материальную мечту оказалось проще, чем завести новую. Машина покупается в кредит. Жидкокристаллический телевизор с метровой диагональю стоит лишь тысячу долларов. И вот телевизор, машина, квартира и дача приобретены — но место счастья занимает тоска. Лучше всех эту тоску выразил в своих романах Владимир Спектр. Он как-то был у меня в радиоэфире, а комментировала его пожилая психолог. Даже не читав роман, она сказала, что проблема героя — это проблема инфантильной личности, чьи запросы удовлетворены раньше, чем сформированы. Что герой кричит от боли, но даже не рефлексирует, ибо в его личности страданию не от чего отражаться.
И Спектр из студии бежал, забыв на столе ключи от BMW. Потом, разумеется, вернулся.
Упоминаю ее лишь потому, что большинство уверено: именно углеводороды есть источник их благ — пусть даже их личные блага проистекли из торговли каким-нибудь китайским трикотажем. На самом деле продажи нефти и газа обеспечивают лишь 40 процентов ВВП, а в последние пару лет не они, а потребительский спрос является главным двигателем российской экономики. Другое дело, что основные нефтепотоки национализированы, то есть переведены от известных владельцев к неизвестным, не отвечающим ни за что. Это приводит к ситуациям, когда при росте мировых цен на нефть капитализация нефтяных госкорпораций падает. Когда такое случилось, спрашиваете? Да вот в этом, 2007-м году.