Парадокс: какое социологическое исследование ни возьмешь, деятельность всего государства, кроме главы государства, оценивается ниже уровня воды в сортире, в котором когда-то глава государства обещал замочить всех врагов. Государственное здравоохранение? Зурабова готова разорвать не только чернь, но и приличные портфельные инвесторы. Пенсионная система? Полный кошмар. Армия? Дедовщина и три копейки в год на довольствие. Продолжать можно до бесконечности.
Попробуйте хоть раз проехать по трассе Москва — Петербург. Там мириады автопоездов с новенькими иномарками и километры кошмарной разбитой двухрядки с засевшими в кустах гаишниками. Иномарки в страну ввозятся благодаря частному бизнесу, дороги не ремонтируются и поборы взимаются благодаря государству. Жизнь в России вообще ограничена смертью государственной ответственности. Десятки моих знакомых в последние годы построили себе дачи, но ни к одной их них не подведен газ. Хотя в стране существует «Газпром», и глава его неплохо выглядит.
Уровень инфляции в стране (около 10 процентов) в полтора раза ниже роста доходов. Казалось бы, это повод не для тревоги, а так, для раздражения, которое вызывает, скажем, подорожавший на 2 рубля йогурт. Если бы не одно: растет и расслоение по доходам. Так что доходы опережают инфляцию у богатейших, а что у беднейших (да и среднейших) — вовсе не факт.
Вот моя знакомая петербургская барышня 10 лет курсирует (как и я) между двумя столицами. Только предыдущие 9 лет она курсировала в купе, а в этом году — в плацкартном вагоне. Если самый дешевый купейный билет в январе стоил 900 рублей, то в мае — 1800. За билет на скоростной поезд в один конец (5 часов, 650 километров) надо выложить 2700 рублей. Для сравнения: поезд Париж — Биарриц (те же 5 часов, но 900 километров) обходится в 100 евро в оба конца. Барышня является переводчиком-синхронистом, а потому собирается из России отчаливать. В сторону Биаррица.
У приятеля детства, владельца автосервиса — большие проблемы. Сына схватили средь бела дня и забрили в армию. У жены, работающей в химпроме, Госнаркоконтроль остановил производство, объявив растворитель этанол наркотиком, а ее саму — сотрудницей наркокартеля.
Сын был отмазал за 500 долларов (дешево: у того просто не было при себе документов), с женой сложнее: эмвэдэшная крыша знакомого объяснила, что передел собственности в химической промышленности крышует серьезная организация.
Я не знаю, что здесь правда (кроме проблем), приятель не знает тоже. Возможно, его собственная крыша разводит его на деньги; возможно, на деньги разводят крышу. Факт в том, что любая серьезная крыша давно стала государственной, а разница между бандитами без формы и бандитами в форме только в форме (что для приятеля хорошо: «Когда вижу ментов, сразу перехожу на другую сторону»). В возможность решать проблемы по закону, через суд, он не верит ни на грош. «Все куплено», — говорит он, не доводя рассуждение до главного: а кем, собственно, куплено все?
Бизнес приятеля недавно был оценен в миллион. В полмиллиона — его квартира. Сегодня он думает, что — бизнес или квартиру — выгоднее продать и опять же свинтить. Он просто не уверен, что не придут за его автосервисом.
Честно говоря, я попытался суммировать все версии. Но в итоге пришел к еще одной — собственной. Разваливая с яростной радостью СССР (а его погубила нелюбовь суммарного «мы»), строя новую России в голоде и холоде (буквально), мы, в общем, грезили о стране европейской или, точнее, панатлантической цивилизации, базовые принципы которой едины от Ванкувера до Копенгагена: свобода, справедливость, закон, благосостояние. И где последнее есть только следствие из первых трех. И к которому (в смысле, богатству) некоторые страны шли десятилетиями.
Мы же мгновенно, при первой углеводородной оказии разменяли на деньги и свободу, и справедливость, и закон. По уровню потребления мы вполне Европа. По типу внутреннего устройства — даже не Азия, где картель, семья, жус, клан открыто узурпируют власть. Мы стали вновь, как и во времена СССР, уникальной страной.