По пути я заскочил в супермаркет и разжился куском торта: отпраздную. Всякие закусочки мне теперь долго не полезут в горло, пока не забудется вкус божественной готовки повара Нэдзуко, но все, чем там угощали, было с уклоном в здоровую пищу, сладостей был самый минимум, тортов и пирожных не было совсем. Так что торт я съем спокойно, мне не с чем его сравнивать.
***
Каждый шаг дается все тяжелее, проклятый снег налипает на ноги, и я будто попал в кошмарный сон, когда пытаешься убежать, а толку нет. Но главная беда — в том, что я не сплю.
Если бы не снег вперемешку с болотом — я бы успел. Я уже давно пробежал бы полоску поля, перевалил за небольшой холмик, поросший деревьями — и пока, уроды. Но нет, я только добегаю до чертова холмика — самого опасного места маршрута. Или я лягу тут — или спасусь, пусть всего лишь на пять минут.
Я не вижу, но прямо затылком чувствую, как медленно разворачивается в мою сторону башня танка. Медленно — потому что танк не успел прогреться, гидравлика еще не работает, наведение вручную. Успею я добежать до гребня холма и скатиться или нет? Если нет — ну, даже тут есть один плюс: я ничего не почувствую. Кумулятивно-осколочный летит быстрее звука, так что и выстрела я не услышу.
Чертов холм — место, где в меня невозможно промахнуться. Пока я бегу по ровному полю — промах на полметра значит для меня жизнь, потому что снаряд улетит далеко вперед. Начну подниматься по склону... попадание где угодно поблизости — моя смерть.
Карабкаюсь по склону наверх, вершина уже рядом. Я взбираюсь на нее и вижу, как впереди, в изгибе спасительного оврага, мелькнула светлая растрепанная фигурка. Все, ее уже никак не достать и не догнать...
Перед тем, как перевалить через холм и скатиться в спасительный овраг, я на бегу оглядываюсь...
***
...Выстрелить танк не успел: спасительный телефонный звонок выдернул меня из холодного, грязного ада.
Но оказалось, что это всего лишь эсэмэска от оператора с предложением перейти на более выгодный тариф. Прочь, демон, прочь. Все равно я собираюсь менять этот номер.
Ну ладно, действовать все равно надо, оно и к лучшему, что пораньше встал. Семену пока звонить не буду, он же работает практически в ночную смену и отсыпается до обеда.
Я потыкался в мобильник насчет сети — неудобно, аж жуть. Ну ладно, пойду в «сетевое кафе».
Такое нашлось только в четырех кварталах, и явно не такое респектабельное, как то, что ближе к центру. Но в целом тоже все прилично: кресла подешевле, но в хорошем состоянии, клавиатуры дешевые, но новые, экраны большие, места оборудованы хорошо. Ну и у админа стоят автоматы с печеньками и напитками. Час — три рубля, печеньки и сок обошлись еще в два.
Первым делом я полез на карту города, чтобы «разведать» местность вокруг своего убежища. По-хорошему, это стоило бы сделать в первый-второй день, но лучше позже, чем никогда.
Вскоре я начал понимать, что Москва ну какая-то уж очень большая. Мегаполис такой, что Манхеттен тихо курит в сторонке. Главная разница в том, что на Манхеттене, каким я его помню, небоскребы стоят близко друг к другу. Тут все наоборот: все порознь. Если где-то стоит небоскреб — на несколько кварталов вокруг другого нет.
Да уж. Все, что я помню, оказывается не соответствующим действительности, все не совсем такое.То есть, на глобальном уровне все то же самое, плюс-минус, но в деталях начинаются нестыковки. Пирожки стоят не полсотни, а рубль примерно, хорошие — два. Рубли есть, и на гербе птица, но не двуглавый орел, а пикирующий сокол. Небоскребы есть, но их как-то дохрена. Москва — мегаполис, но много больше, чем помню я. Город кажется знакомым — но вместе с тем иной. Улицы чище, воздух чище, весь транспорт электрический. Ну и корпорации, хрен знает как тут оказавшиеся.
И в принципе, я-то не против. Меня преследует мысль о том, что город вокруг меня почему-то вызывает ассоциации со светлым будущим, как его представляли себе Кир Булычев и Ефремов. Это хорошо. А что лично мне все кажется странным — так проблема-то в моей голове, а не в реалиях.
Так, кстати... Ну-ка, «Русско-японская война». Ввод.
«Ничего не найдено. Может быть, вы искали „русско-японский военный союз“?»
Вот оно как. Так Россия с Японией вообще не воевала? А как же Цусима и Порт-Артур?
Я поискал «Цусимское сражение» — и ничего не нашел. Не было такого сражения.
Да уж, у меня в голове просто какая-то своя реальность, слабо совпадающая с этой. Эх, вот бы взять за яйца программиста, который меня программировал, и расспросить...
Я вернулся к карте: мое внимание привлекло синее пятно не так далеко от убежища.
Оказалось — небольшое озеро. В восьми кварталах от моего жилья начинается обширный лесопарк, а за ним есть озеро и песчаный пляж. Там имеются лодочная станция, катер, рестораны и все такое... Хм. Искупаться было бы славно.
И я пошел. Будет и небольшая разминка заодно. Час туда, час назад, искупаюсь — а там и обед.
Сказано — сделано. Я дошел туда даже быстрее, чем за час. На месте купил в магазинчике плавки, искупался, высох, перекусил в кафешке и пошел назад. Там, на пляже, «наловил» немало заинтересованных женских взглядов, но как-то не стал заморачиваться: не далее как вчера с утра и почти до вечера я занимался любовью с такой шикарной женщиной, что сегодня меня мало интересуют обычные девушки, пусть даже они и ничего так.
Увы, но лучшее — враг хорошего.
Когда время перевалило за полдень, я позвонил Семену. Он уже как раз успел выпить кофе и позавтракать.
— Такое дело, когда к тебе можно заглянуть в «Колизей»? — спросил я. — Есть разговор, но не телефонный.
— Часиков с шести я там буду, заглядывай, — сказал Семен.
Я так и сделал.
Собственно бои там еще не начались, так что Семен был ничем не занят.
— В общем, не знаю, как к этому подойти, потому скажу как есть. Мне бы как-то выйти на людей, которые могут снабдить меня документами.
— Какими?
— Паспортом.
Он скрестил руки на груди.
— Даже не знаю, стоит ли спрашивать, зачем тебе...
— А ответ прост: затем же, зачем людям вообще нужны паспорта.
— Так ты скрываешься от жены настолько всерьез?
— Я шутил. У меня нет жены. И паспорта нет.
— Ты что, нелегал?
— Не исключено. Понимаешь, памяти у меня тоже нет. Я не помню даже своей фамилии.
Семен аж присвистнул.
— Интересно девки пляшут... А ты не думал обратиться к врачам?
Я покачал головой:
— А зачем? Амнезия не лечится, насколько я знаю.
— Ну, сама по себе — нет, хотя есть нюансы, связанные с причинами. Как минимум, они бы установили, кто ты.
Я усмехнулся.
— Вот тут-то и начинаются риски. Понимаешь, я не помню просто ничегошеньки. Это значит, что я могу оказаться кем угодно, в том числе серийным убийцей, террористом — да кем угодно. Поскольку я хорошо дерусь — я могу оказаться киллером или военным, у которого руки по локоть в крови. Я не хочу таких новостей. Меня устраивает то, кто я сейчас. Моя голова соображает четко и ясно, я не при памяти, но в ясном сознании. Если я какой-то плохой человек — пусть лучше я об этом никогда не вспомню, так будет лучше для всех, не только для меня.
— Ты можешь вспомнить семью, детей, которые вполне могут у тебя быть.
— Я думал об этом. Вот прямо сейчас я не чувствую, что мне кого-то не хватает. Если у меня была жена — я ее не помню, а значит, не люблю. Если у меня были дети — я их не помню. Я ничего не чувствую к ним, они мне все равно что чужие. Судя по моему собственному возрасту, моим детям может быть год или два от силы. Пускай лучше их мать попытается как-то наладить свою жизнь с кем-то другим, потому что со мной уже не выйдет. Тот япончик работает, если ты еще не знаешь, на владелицу «Ниппон Магтек», и после того, как я эту кралю сутки имел как хотел и сколько хотел, мне сегодня на пляже обычные девушки показались совсем никакими. Кто трахал принцессу — на простую мужичку уже не посмотрит, такие дела. Наконец, если медики установят, что я преступник — хоть бы и просто нелегал — я окажусь где? За решеткой. Или меня депортируют. Зачем оно мне надо?