...Что я им скажу?
Свобода и одно интересное предложение
Малкович дал мне снимки не просто так: он хочет, чтобы я осознал, что я в жопе. Да, я в жопе, причем в большей, чем он думает. И мне бы не помешала помощь со стороны правоохранительных органов, но...
...Что я им скажу?
Я не могу попросить защиты от киллера, потому что должен буду объяснить, почему за мной ходит этот самый киллер. Ну не ходят убийцы за простыми людьми, которые ни во что не влезали! Должна быть причина, и Малкович не примет ответа «понятия не имею». Более того, если человек ни в чем не замешан — откуда ему заподозрить, что за ним следят? А если я боюсь — стало быть, рыльце в пушку. Так думает Малкович — и думает правильно.
Прошло еще часа четыре или около того.
Я так и сяк прикидывал ситуацию — все плохо, хоть так, хоть эдак. Раньше было полегче: в конце концов, тогда, в самый первый день, когда я собирался идти к врачу, моя щетина была очень короткой. Значит, за день до того я был выбрит. И, вероятно, брился каждый день. С тех пор я не брился вовсе и отпустил короткую бородку, которая изменила мой облик. Это снижало шансы найти меня по лицу. Но теперь я попал в переплет, и то, как я выгляжу сейчас, станет известно моим врагам. Меня даже не фотографировали, но с учетом того, что у полиции нагрудные камеры, в этом нет надобности...
Стоп. Ведь у меня же лицо было в крови, медики смыли кровь, но обклеили меня пластырем! Это, конечно, маскирует внешность. Но, в целом, если выберусь — придется менять образ кардинально. Типа, отпустить пышные усы и длинные волосы, как-то так. Хм, пару татуировок? Нет, не стоит, их потом при необходимости не сведешь в два счета, как усы...
Впрочем, остается вопрос, как мне отделаться от СГБ. Если они разберутся, откуда взялся вендиго — может быть, меня просто отпустят. Если нет...
И тут за мной снова пришли и повели в этот чертов кабинет. А дело-то уже к вечеру идет. Хм, кто бы это мог быть?
Что человек, который меня уже ждал, ни хрена не чета ни следаку, ни полковнику, я понял уже по той детали, что он ждал меня в кабинете стоя, а не сидя. Сам он в черном костюме, с галстуком, на рукавах запонки вроде как из драгметалла, на столе лежит его чемоданчик.
— Добрый вечер, — поздоровался он.
— И вам не хворать. Вы кто?
— Юрист. Присядем?
— Да, конечно, — согласился я.
Просто небо и земля. Одет хорошо, это видно даже тому, кто не разбирается в подобных вещах, и манеры имеются. Что как бы уже явно показатель некоторого уровня.
Когда я сел, он сам не стал сразу садиться, а достал из чемоданчика пару предметов. Круглый диск на присосках он прилепил к зеркалу и включил, комната наполнилась неприятным жужжанием. Затем юрист повесил на две камеры у потолка по кепке, рядом с ними повесил еще две жужжалки поменьше и только после этого уселся напротив.
— Это чтоб не подслушали? — сказал я.
— Совершенно верно. Как мне к вам обращаться?
— Кирилл. Так вы мой адвокат?
— Не ваш, но я вас отсюда вытащу. Меня зовут Глеб Ушаков, я юрист дома Борисовых.
— Дом Борисовых? — переспросил я.
— Верно. Мой патрон, граф Борисов, поручил мне освободить вас.
Я прокрутил в голове последнюю фразу. Граф? Серьезно? А как же революция? Хотя стоп, еще Маслов упоминал про дворянство... Черт, вот это поворот. Будто я на другую планету попал... Ах ну да, если не было русско-японской войны, то и революции вполне могло не быть...
— Простите, но я не знаком с графом Борисовым и не понимаю, зачем ему мне помогать.
— Не знакомы, конечно. Но все довольно просто: не далее как несколько часов назад вы спасли дочь барона Кеплера и двоих его внуков, так что его негодование в связи с тем, как тут с вами обошлись, вполне естественно. У самого барона Кеплера особого влияния и связей нет, так что он по старой дружбе попросил подсобить моего патрона.
— Хм... Ваш патрон может повлиять на СГБ?
— Повлиять? Слабо сказано. Где начинаются права и полномочия Дома Борисовых — там, не взыщите за пафос, полномочия всякого гэбья заканчиваются. Итак, что вы уже сказали следователю?
— Ничего. Я отказался с ним разговаривать без адвоката.
— Даже имени не назвали?
— Нет.
— Замечательно. Вы, я так понимаю, приезжий?
Я насторожился.
— Почему вы так думаете?
— Вас нет в столичной базе данных. Как и в нескольких других. Совпадений по лицу не найдено.
Я забарабанил пальцами по столу. Ответить как есть?
То, что Ушаков сам не из гэбья, четко показывают его манеры. Он работает на графа, его клиент или клиенты — важные шишки, отсюда и специфические манеры. Ушаков не мог сесть, пока не сел я. Не потому, что я важная шишка, а потому, что он так привык обращаться со знатными клиентами. Деталь мелкая, но откуда это знать мне и следаку? Переодетый следак либо сам не знает таких нюансов, либо думает, что я не знаю. Ну я и не знал, только визит настоящего адвоката высокого полета мне это показал.
Ладно, рискну и скажу, как есть.
— В общем, такое дело, что я не знаю. У меня некоторое время назад случилась потеря памяти.
— Вот оно что... Вы обращались к врачам?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю. Не счел это полезным.
— И как вы, в таком случае, вы жили с того момента?
Я нахмурился.
— Простите, а зачем вам это знать?
— Пытаюсь понять, кто вы такой, чтобы оценить риски.
— Какие риски?
— Для моего патрона. Вы же понимаете, что если он поможет человеку с плохой репутацией, то это повлияет на его собственную репутацию?
— Понимаю. В общем, так и жил. Без памяти.
— У вас совсем нет никакого, так сказать, окружения, которое напомнило бы вам что-то?
Я покачал головой.
— Это случилось со мной прямо на улице. У меня в кармане не было ни ключей, ни документов, только немного денег. Может быть, за хлебом шел. Если у меня и было окружение, семья или что-то такое — я не смог к нему вернуться. Забыл адрес. Но вообще — у меня не было ни семьи, ни близких друзей. Мне точно известно, что в розыске я не числюсь. Никто не заявил о пропаже.
Он едва заметно приподнял бровь:
— Обычно, когда человек идет за хлебом без ключей в кармане — он живет не один и дома остался кто-то, кто откроет ему дверь.
Блин. А он умный. Причем мало того, что умный — он еще тщательно подмечает мелкие детали и на лету делает выводы. Надо поосторожнее с ним.
В ответ я просто включил режим тупицы.
— Э-э-э... Хм... Ну да, знаете, я как-то не думал об этом в таком разрезе. Видимо, я не за хлебом шел, тем более что в кармане у меня была сумма ну где-то с маленькую зарплату... Но не помню, куда и зачем. В любом случае, глава службы безопасности одной корпорации проверял меня и не нашел среди лиц в розыске никого, похожего на меня.
— И как же вы жили с того момента?
Я пожал плечами.
— Снимаю квартирку. Дерусь на подпольной арене. Так и живу. Вам покажется странным, наверное, но меня все устраивало.
— И вы понятия не имеете, каким образом вендиго оказался в том месте в то время, верно?
— Я даже не имел понятия о вендиго как таковых. В тот момент, когда я вытаскивал его за ноги из машины, мне казалось, что это упоротый тощий голый мужик, а несколько секунд спустя случилось самое неприятное открытие в моей жизни. В той ее части, которую помню.
— Я вас понял. Должен созвониться с шефом. Постараюсь что-то сделать еще сегодня.
Он вежливо попрощался, меня увели обратно в камеру.
Я просидел в тишине еще часа два, дождался ужина. Меню приемлемое: макароны под соусом и маленькая упаковка мясного паштета. Паштет я намешал в макароны — получились макароны по-флотски. Не фонтан, но пойдет, голод не тетка. Растворимый кофе, к нему галетки и пакетик с джемом.
И как раз когда я поел и выбросил пустую тару в мусорный бачок, снова затрещал переговорник:
— Заключенный, с вещами на выход.
Хм, а в прошлые разы было без вещей... Впрочем, вещей-то у меня и нет, только фотографии за пазуху засунул.