И жития Николая и Феоора, и историки Церкви объясняют распри и потасовки двух юродивых этаким их представлением, пародирующим противоборство новгородских сторон, когда на Волховском мосту софийские с торговыми сходились стенка на стенку, и там действительно случались крепкие побоища. Иногда кровавые, иногда и с душегубством. Чтобы показать новгородцам, как нелепо, как богопротивно это их междоусобье, Николай и Феодор и разыгрывали перед всем Новгородом этакую потешную батрахомиомахию. Трудно предположить еще какую-то причину их исторического раздора. Во всяком случае версия с разделом юродивыми города на сферы извлечения прибыли, как сделали позже дети лейтенанта Шмидта или как нередко и нынче поступают профессиональные собиратели подаяния, отпадает категорически: ни Николай, ни Феодор милостыни никогда не просили, а если им что-нибудь и перепадало, они немедленно все раздавали нищим.
Один новгородский боярин, живший на Софийской стороне, очень уважал блаженного Феодора, преклонялся перед его строгим христианским аскетизмом. И как-то этот боярин пригласил Феодора к себе в гости: «Буди, старче, ко мне на Софию». Блаженный вначале отказывался: «Не гневись, боярин, не пойду – Николка там злой живет». Но после долгих уговоров все-таки согласился. И вот, улучив момент, когда Николая на том берегу как будто не было видно – по делам, верно, куда пошел юродивый, – Феодор прокрался на Софийскую сторону. Но когда он довольно углубился в неприятельскую территорию, тут и угодил в засаду.
Это, видимо, был очень толково разработанный его противником маневр. Николай атаковал Феодора с тыла, чтобы таким образом отрезать ему путь отступления через единственный в городе мост. С лихим кличем он набросился на незваного гостя. Пришлось Феодору пуститься наутек, куда глаза глядят. Петляя из улицы в полуулицу, Феодор пробирался к Волхову. Отчаяние умножало его силы. Сзади по дощатым тротуарам стучал голыми пятками разгневанный до крайности Николай.
У самой воды новгородцы разводили огороды. Феодор мигом перемахнул через грядки и дальше побежал на родной берег, как рассказывает житие, прямо по самому Волхову, как по суше. Видя такую прыть отступающего неприятеля и не надеясь уже догнать его, чтобы задать хорошую взбучку, Николай схватил с земли, что под руку попалось, а это оказался кочан капусты, и швырнул им в Феодора. Но перед тем он еще, подобно Феодору, будто посуху, добежал с кочаном до середины Волхова. Это видели многие новгородцы. И с тех пор Николая прозвали в Новгороде Кочановым.
Но хождение по водам может показаться пустячным трюком по сравнению с тем чудом, что сотворил Николай в доме одного знатного новгородского вельможи. Подобного, кажется, никому больше, кроме Самого Христа на свадьбе в Кане Галилейской, совершить не удалось.
Позвал Николая как-то богатый вельможа, очень преклонявшийся перед ним за жизнь святую, к себе на почестен пир. Он сам разыскал юродивого на улице, поклонился до земли и говорил таковы слова: «Ай же ты Никола Новгородский, раб Христов! Уж не знаю, чем и буде тебя жаловать за твои за подвиги великие. Приходи ко мне ты ныне на почестен пир, на почестен пир да на веселие, мне на радость, а гостям моим любезным в назидание». Никола на это смиренно отвечал: «Как угодно будет Богу, так и станется».
Вельможа откланялся и пошел своей дорогой. А Никола, не имея верно теперь другого занятия, сразу и поспешил в гости. Доброго своего знакомца вельможу он дома не застал – тот еще не вернулся. А слуги не знали, что их господин пригласил юродивого. Поэтому, когда Николай появился, они стали надсмехаться над ним, обзывать словами непотребными, а потом и выгнали взашей со двора. Блаженный вынес все поношения безропотно и как ни в чем не бывало побрел своим путем.