Лёня помотал головой:
– Я только красное пью.
– Хорошо сынок, – он открыл бутылку соломенного вина, разлил по четырём бокалам, на дне осталось несколько глотков. Макарыч раздумчиво посмотрел на остатки, – Ни два, ни полтора, – запрокинул голову и залпом выпил.
Мила, подрумянивавшая на сковородке толстые ломти белого хлеба, весело фыркнула:
– Антрей! Ну и манеры у тепя!
– Напиток богов! – довольно крякнул Макарыч, погладил свою рельефную грудь, – Помню как-то я целых шесть месяцев жил в Эшториле… После очередного развода на последние деньги убежал к океану залечивать душевные раны. Снял крохотную квартирку, на отшибе, под самой крышей, но зато с балконом, и взял в аренду телескоп. Замечу в скобках, что телескоп обошёлся мне дороже жилья. По ночам я смотрел на звёзды, а на завтрак пил вот это самое зелёное вино. И только годы спустя я понял, как был счастлив там! – он повернулся к жене, – Ну, что брускетки?
– Котовы.
Мила натёрла ломти чесноком, полила травяным маслом. Макарыч тем временем нажарил маленьких круглых яичниц из перепелиных яиц, выложил на хлеб, сверху полил густым домашним красным соусом, на соус положил несколько прозрачных стружек испанской ветчины, последними легли листочки базилика.
– Ну, чем Бог послал! – сказал Андрей Макарович, поднял свой бокал, – Друзья мои… – и замолчал.
– И? – поторопила Мила.
– Неожиданно родился восхитительный тост. Короткое стихотворение. Сейчас придумалось.
– Прочти, – попросил Макс.
– Хорошо!
– Отлично! – восхитился Макс.
– Браво, браво! – смеялись Мила с Алекс.
– Папа… – вполголоса позвал Лёня, – Папа, это же Пушкин!
Макс поднёс палец к губам.
Зазвенели бокалы, Алекс сделала глоток, другой, посмотрела на Макарыча:
– Вы правы, это напиток богов!
Он довольно щурился на Алекс:
– А знаете, что, Шурочка? Давайте-ка мы с Вами брудершафт выпьем! Мила, ты не против?
– Не против, – раздумчиво сказала Мила, – Но, если помнишь, у нас с топой именно с прутершафта всё и началось.
– Ну, что ты, детка! Сейчас это было совершенно дружеское предложение! Мне и в голову не придёт целовать Шурочку так, как тебя тогда! Я же не хочу, чтоб мне Макс шею свернул или выломал зуб. В моём возрасте новый-то может уже и не вырасти!
– Папа, – ещё тише звал сын, – А что, разве зубы и в третий раз вырастают?
Макс отмахнулся, вытирая слёзы.
В конце концов, Макарыч с Алекс стукнулись бокалами, сделали по глотку и коротко чмокнулись сжатыми губами.
– Саша? – спросил Макарыч.
– Андрей, – кивнула Алекс.
Когда закуска была съедена до последней крошки, а бокалы опустели, хозяин довольно вздохнул:
– Вот и чудненько… Родная, сделаешь нам чаю? А мы пока на крылечке посидим…
Они сидели на широком, увитом девичьим виноградом, крыльце и пили травянисто-зелёный японский чай со сливками, который им сначала заварила, а потом долго взбивала бамбуковым венчиком Мила. Макарыч курил трубку и жмурился на солнце, Лёня, не отрываясь, на него смотрел.
– Дядя Андрей, вы похожи на капитана.
– Муза дальних странствий, так или иначе, бередит душу каждого мужчины, сынок. Ручаюсь, что и твою тоже. В юности я мечтал о море.
– А почему Вы не стали моряком?
– А чёрт его знает. В жизни больше вопросов, чем ответов. Мечтаешь о кругосветных регатах, а вместо этого всю жизнь стоишь у кульмана. Влюблён в невероятную девушку, а женишься на другой, только потому, что она скромная и порядочная, и станет хорошей матерью твоим детям, которым, к слову, когда они вырастут, не будет до тебя никакого дела. А та, любимая, та с прошлым, та с характером. Нельзя! Ты хочешь научиться играть на трубе, но учишь ещё один язык, потому что это и модно и практично.
– Вы играете на трубе, – улыбнулся Лёня.
– Так это я только после сорока понял, что живу не так как хочу, а как велели. И постепенно я стал счастливым человеком. В кругосветку сходил, и не на белоснежном лайнере, а на старой яхте, с настоящими морскими волками. И на трубе играю – Бог милостив и соседи пока только грозятся пристрелить меня, но, как видишь, я всё ещё жив… Я встретил женщину, которую по-настоящему увидел, понял, разглядел, и никогда с ней не расстанусь. Я счастлив каждую минуту.