— Угу, ждут тебя там… — буркнул, не открывая глаз, Моисей.
— Ну, почему? Шуллам уехал ведь. Накопил денег и уехал. И все говорят, что живет он там припеваючи.
— Говорю же, дурак и есть дурак… — начинал распаляться старший. — У Давида в Итиле, считай, вся родня жены. Брат ее двоюродный вообще на Острове[58] чуть ли не во дворце мэлэха[59] служит. А ты что там будешь делать? Рыбу ловить пойдешь вместе с гоями? — он перекатился на бок, оглянулся на всякий случай по сторонам и перешел на отчий язык. — Да, не так мы живем в этом медвежьем краю, как Шулламы в Хазарии. Да, Итиль — чаша полная шелком, соболями, вином, самыми красивыми танцовщицами и услужливыми отроками. Там многие из нас каждый день едят отменную рыбу, которая вкуснее мяса жирного ягненка и мяса курицы. Столица Хазарии, верно, охотно принимает любых пришельцев, — бежавших от суда из разных стран ворюг и душегубцев, еще — понесших ущерб за веру, еще — просто искателей приключений, мусульман, христиан, всяких язычников, но собирают их всех там не для того, чтобы поделиться скопившимися сокровищами, а для того, чтобы те сокровища было кому приумножать и оборонять. В Киеве ты все-таки вырос, все ходы-выходы знаешь, да и соперники наперечет. А там, думаешь, Давид Шуллам захочет с тобой делиться? Шиш!
От пылкой речи Моисей раскраснелся. Он перевел дух, отер ладонью обильно струящийся по лицу пот и добавил:
— Если уж куда и ехать… так в главный город старого мира, в Византий.
— Старый мир для старых, — едко ввернул, чем-то оскорбленный Хоза.
Блестящее ярко-розовое лицо старшего брата замерло, кожа на нем натянулась, и оно в один миг стало пунцовым.
— Вот дурак-дурачина, — прошипел Моисей уже русскими словами и порывисто отвернувшись от брата вновь повалился животом на тюк с пушниной.
Через несколько часов после того как огнеликий Хорс миновал зенит, флотилия князя стала подходить к изумительной пойменной долине, несмотря на раскинувшуюся повсюду сушь, выхвалявшейся изумрудом украшавших ее листьев и трав. По мере приближения к ней, печенежского народа становилось все больше. На плоских верхах отвесно возносящихся над рекой гранитных скал видны были уже не тройки дозорных, но многочисленные отряды, насчитывавшие подчас до сотни всадников. А сама долина просто кишела пешими, конными, всякими… Дым нескольких костров чуть смазывал общую картину, отчего круговерть протекавшей в ней жизни оставляла впечатление полной сумятицы. Там и сям бегали, увлеченные какими-то многозначительными делами, или напротив — неподвижно стояли, сложа на груди руки и наблюдая за рекой, молодые, пожилые и вовсе ветхие представители степного племени. Поодаль выстроились изломанной шеренгой их женщины с малолетними детьми. Довольно ревела скотина, сотрясая ветви скрывающего ее тальника.
Русские ладьи подошли ближе к берегу и бросили якоря. Для того, чтобы попасть на берег Игорю прежде пришлось перебраться на один из плоскодонных стругов[60], сопровождавших флотилию до моря. Когда же лодка подходила к берегу, оживление там начинало убывать, а беспорядочная толпа — организовываться, уплотняясь у берега, но тем не менее оставляя широкий коридор, ведущий к самой большой юрте, стоявшей от прочих несколько особняком, стены которой были из прутьев толщиной в копье, переплетённых между собой подобно сети, а над ними возвышался купол, тоже из прутьев с отверстием в центре.
В одно и то же время, как нога русского князя в ремешковом сапоге коснулась земли, расписной полог той юрты откинулся, и появился вождь печенегов — Итларь, облаченный в лохматую войлочную бурку поверх парчовой куртки и штанов тоже из некой дорогой греческой ткани, в остроконечном шлеме, с какими-то амулетами или украшениями на шее, с мечом в ножнах, усыпанных самоцветными камнями, подвешенных к золотому наборному поясу. По случаю предстоящей знаменательной встречи Игорь, разумеется, натянул на себя рубаху побогаче, но сейчас, глядя на предводителя печенегов (хоть и видел он его не впервой), не мог не дивиться, как возможно в такую жару не умереть под шерстяным плащом.
Князья, русский и печенежский, сопровождаемые немалыми свитами, сошлись на середине выстроенного для их встречи коридора под сопровождение торжественных выкриков.
— Народ волка приветствовать брата — люди медведя! — не без патетики возгласил первый из печенегов на искалеченном, правда, но все-таки русском наречии.
«О-о! „Народ волка“! Начинается… — затосковал душой Игорь. — Но нас-то он чего медведями называет?» Однако вслух произнес:
58
Остров — элитная часть Хазарской столицы, резиденция царя, находившаяся на острове в устье Волги (Итиля).