— Дура, сначала школу закончи.
— Какая ты… какая ты прагматичная! Конечно, школу я закончу, куда она денется…
Они замолчали, и обе глубоко задумались о чем-то. Ярко-желтая бабочка вилась рядом, то садясь на листья, то снова вспархивая.
— Пошли на речку! — предложила Лида.
— И на речку не хочу… Знаешь, у меня такое чувство, будто я в дурмане в каком-то, — призналась Валя.
— Это из-за Ванечки твоего?
— Да, наверное. Я могу думать только о нем, говорить только о нем, и снится он мне все время…
Они снова замолчали и долго сидели на лавочке, погруженные в летний расслабляющий зной. Им ничего не хотелось, и было почему-то немножко тревожно, хотя обе они были переполнены любовью.
— Ты счастливая… — пробормотала Лида. — У тебя все определенно, Ванечка тебе в любви признался, и вы целовались. А я до сих пор не знаю, как ко мне Илья относится.
— Кажется, ты ему нравишься, — лениво откликнулась Валя.
— Вот именно — кажется! А мне определенность нужна…
— Так спроси его…
— С ума сошла! — вяло рассердилась Лида. — Как ты себе это представляешь? Я что, должна подойти к нему и вот так с порога брякнуть: «Дорогой мой Илюшенька (я тоже, по твоему примеру, начну сюсюкать)… Дорогой мой Илюшенька, было бы интересно знать, как ты ко мне относишься!»
— А что?
— А ничего! Нет, ты определенно не знаешь законов, которые бытуют в обществе, — надменно произнесла Лида, выпрямляя спину. — Есть вещи, о которых не принято говорить. Особенно если люди совсем недавно познакомились.
— Ну тогда ни о чем не спрашивай…
— Какая ты глупая! — рассердилась Лида уже всерьез. — Все, мне надоело в этих кустах сидеть! Пойду на речку, а ты как хочешь…
Валя побрела в сторону дома, обогнула его. Мать куда-то исчезла вместе с соседкой, и вместо них на веранде сидел Арсений Никитич.
— Что читаешь? — спросила Валя. Она села рядом с дедом, положила ему голову на плечо.
— Да вот, книжку одну интересную… — немедленно отозвался дед, вытирая платком блестящую лысину. — Ты послушай, Валя, как рассуждали древние об основе жизни.
— Какой такой основе?
— Ну из чего зародился мир… Гераклит первоосновой считал огонь. Анаксимен — воздух, Ксенофан — землю… Фалес Милетский — воду. Древние философы спорили о том, что важнее — огонь, вода, земля или воздух.
— Ты, конечно, согласен с тем, что первоосновой является вода. Я угадала? — засмеялась Валя, вспоминая, как ранним утром они с Иваном сидели у Иволги, покрытой холодной серой рябью.
— Да. Тут я полностью согласен с Фалесом Милетским, который голосовал именно за эту стихию.
Он еще две с половиной тысячи лет назад обратил внимание на то, что вода является единственным веществом, которое в естественных условиях встречается в трех состояниях — жидком, твердом и газообразном. Исходя из этого, древнегреческий философ сделал вывод, что все в мире состоит из воды и в нее в конечном счете превращается. Все предметы — ее проявления.
— Кто бы сомневался! — хихикнула Валя.
— А ты знаешь, что без пищи человек может прожить тридцать-пятьдесят дней, а без воды — всего три дня?
— Не может быть! — недоверчиво воскликнула Валя. — Неужели всего три дня?
— Да!
— Значит, всюду и всегда вода, в самых разных состояниях… — задумалась она. — Дед, ты мне тогда скажи, почему снег — белый, а море — синее? Это же одно и то же вещество.
— Хороший вопрос… Я тебе отвечу. Слой снежинок преломляет солнечный луч и отражает все его семь цветов, поэтому снег белый. Море синее, потому что толща воды поглощает шесть цветов солнечного луча, а преломляет и отражает один — синий.
— Боже, как просто! — воскликнула Валя. — Но ты мне лучше вот что скажи — сколько воды может в день выпить человек, а? Не знаешь?
— Отчего же… В зависимости от климата — от полутора до шести литров… Шестьдесят тысяч литров — за всю жизнь.
— Так много? — поразилась Валя. — Нет, пожалуй, шесть литров я за день не выпью… Лопну.
Вале нравилось болтать с Арсением Никитичем — он никогда не ленился отвечать на все ее бесчисленные «почему?».
— А еще чего-нибудь расскажи, — попросила она, дергая деда за рукав.
— Еще? — задумался он. — А ты вот знаешь, например, сколько в мире пресной воды?
— Пресной? Половина, наверное… Половина на земле морской воды, половина — пресной. Ой, хотя нет — морской должно быть больше, да?
— Пресной воды на земле — всего три процента. Причем большая ее часть — восемьдесят пять процентов — находится на полюсах Земли в виде ледников и айсбергов.
— Правда? Господи, дед, мы же все от жажды скоро умрем! — испугалась Валя. — Если каждый человек выпивает за жизнь по шестьдесят тысяч литров, а пресной воды всего три процента, да еще в виде всяких айсбергов…
— Кстати, в шестнадцатом веке Елизавета Первая, королева Англии, объявила премию за изобретение дешевого способа опреснения морской воды.
— Ну слава богу! — вздохнула с облегчением Валя. — Вручили ее, эту премию?
— Нет пока еще…
— Тьфу ты!
На веранду с озабоченным видом вышла Клавдия Петровна.
— О чем вы тут болтаете?
— Мы не болтаем, мы рассуждаем о серьезных материях, — важно произнесла Валя.
— Понятно…
Вале иногда казалось, что мать ее немного ревнует к Арсению Никитичу — именно потому, что сама Клавдия Петровна считала «серьезными материями» совершенно другие вещи. «Без меня бы они пропали, — как-то в минуту откровенности сказала она своей соседке Анне Михайловне. — Неприспособленные люди… Где чего достать — из продуктов там или из одежды, — все я, все я… Такие, знаешь, Аня, птички небесные!»
— О том, что вода является первоисточником жизни, — вежливо кивнул Арсений Никитич.
— Понятно… тут я согласна. Кстати, огород бы надо полить, а то он совсем зачахнет.
И тут Валя увидела Ивана — между кустов, за забором мелькнуло его озабоченное лицо.
— Говорят, поливать надо в соответствии со звездами, — пробормотала Клавдия Петровна.
— Я слышал о том, что астрология дает рекомендации по уходу за растительным миром с учетом прохождения Луны в знаках Зодиака, — кивнул Арсений Никитич. — Небесные тела влияют на органический мир.