– Но это животное видели живым, – упорствует господин из Королевского общества.
– Так и нашу русалку видели живой, полагаю. В Англии не найдется ни одной рыбацкой деревни, которую хоть раз да не посещали бы морские люди.
– Капитан Кук видел кенгуру! Джентльмен! Его слова не подлежат сомнению!
– Ну, слова – это просто слова. Любой джентльмен может солгать; любой низкородный мерзавец может сказать правду.
– Множество очевидцев! – Довод звучит неубедительно. В глазах ученого мужа появляется неподдельный ужас.
– И все участники одного плавания, – задумчиво произносит мистер Мюррей. – То есть не независимые наблюдатели.
– Да откуда же взяться независимым наблюдателям, если никто больше не бывал там прежде?
– Очень удобно, ага. Сэр, я вижу противоречие в том, что на основании столь малодостоверного свидетельства вы признаете существование кенгуру, о котором никогда доселе и слыхом не слыхивали, но отрицаете русалок, хотя слышали без счету рассказов про них и знаете, сколько моряков сообщает о своих встречах с ними. В летописях разных веков… – мистер Мюррей широко поводит рукою перед собой, как бы предлагая вообразить протяженность человеческой истории, – содержатся многочисленные свидетельства, удовлетворительно доказывающие существование морских дев, но нет ни единого упоминания о созданиях, населяющих равнины обширного материка, который никто не посещает и который – надо ли напоминать вам? – не имеет иного имени, кроме как Terra Incognita.
Ученый муж колеблется.
– Посмотрите на нее хорошенько! – убеждает Мюррей. – И подумайте, возможно ли измыслить такую тварь. – Он похлопывает его по плечу. – Вы сами знаете, где правда, сэр.
Ученый муж удаляется, бормоча что-то насчет строения станового столба и невозможности подобного сращения позвонков; мастерство, потребовавшееся для изготовления такого существа, безусловно превосходит всякое человеческое умение. Однажды он уже попал впросак – когда заявил, что львята появляются на свет в виде дождевых грибов, – и очень не хотел бы снова сделаться предметом насмешек.
Каждый день выручка составляет не менее двадцати фунтов. Мистер Хэнкок пребывает в состоянии своего рода радостной беспомощности: события несут его вперед, хочет он этого или нет, и он с благодарностью отдается Провидению. В нем нет расчетливой осмотрительности, необходимой, чтобы управлять обстоятельствами, и он с облегчением говорит себе: передо мной простирается область неведомого.
На одиннадцатый день, когда он проходит через нижний зал «Ананаса», к нему с улыбкой приближается высокая, миловидная девушка-мулатка.
– Вы хозяин русалки? – спрашивает она.
– Э… да, можно и так сказать.
– То есть существо, которое мы сейчас видели наверху, является вашей собственностью?
– Совершенно верно.
Цвет ее кожи не особенно удивляет мистера Хэнкока, не раз встречавшего в здании Биржи и куда более экзотических персонажей; но он задается вопросом о происхождении девушки. Возможно, она – гордость лондонского торговца из вольноотпущенников и его кентской жены; или прощальный дар моряка Уоппингу; или обожаемая внебрачная дочь богатого джентльмена. По ее изысканным манерам понятно, что она не из тех несчастных горемык, которых освободили из оков, дабы теперь они голодали не в рабьих хижинах Виргинии, а в знаменитых английских мансардах. А если даже она когда-то и была закована в цепи, то память об этом не оставила никакого отпечатка на ее облике. Она одета в превосходное белое платье, пускай и самого простого кроя (что за тяга у современных девушек к простым платьям? по мнению мистера Хэнкока, красивое лицо становится еще краше, если к нему прилагается красивый наряд; да и вообще, зачем приличной даме одеваться как доярка?), и вся она источает здоровое сияние, как человек, который хорошо питается и много отдыхает. Зубы у нее белоснежные, все свои собственные; волосы завитые и напудренные; взгляд дружелюбный и умный. Она смотрит на мистера Хэнкока без тени робости.
– Меня зовут Полли, – говорит она, протягивая руку с уверенностью герцогини. – Мисс Полли Кэмпбелл. Меня попросили пригласить вас вон к тому столу, если вы не против.
Она кивком указывает на стол поодаль, где сидит подагрическая пожилая дама в окружении юных девушек в белом муслине, которые пьют кофе из маленьких чашечек, недовольно морщась. Они являют собой необычное зрелище здесь, среди замшелых старых джентльменов, искоса поглядывающих на них со смешанным чувством раздражения и любопытства, молодых клерков, бросающих на них плотоядные взоры, и молодых барышень со своими дуэньями, которые пристально смотрят, кривят губы и снова пристально смотрят.