— Твоей обязанностью как новой жены будет приготовление еды, — сообщает мне Джейд через плечо.
— Что это означает?
Она пожимает плечами, будто я уже должна знать ответ.
— Потрошение и чистка рыбы, подготовка съедобных частей моллюсков и скатов по мере необходимости. Сбор водорослей и их очистка. Каллен любит сушеные водоросли, так что нужно будет выносить их на поверхность, чтобы запечь на солнце. Всегда хорошо иметь такое под рукой… это его любимая закуска.
— Разве она не промокает снова, как только ты принесешь их ему обратно? — спрашиваю я, хмурясь.
Джейд смотрит на меня, изогнув бровь.
— Да, — и в этом одном слове так много смысла, так много смысла в ее выражении. Она сразу же начинает мне нравиться, потому что я могу обнаружить что — то за ее глазами — что — то, что я узнаю.
Злость.
— У тебя есть любимая еда? — спрашивает Джейд.
— Я раньше пыталась поймать угря, — говорю я, пожимая плечами.
— Оставь это себе. Как правило, угря мы здесь не готовим. Каллен не выносит запаха.
— Конечно, — говорю я, закатывая глаза.
Я вздыхаю про себя, выдавливая из себя легкую улыбку, когда Джейд кладет на тарелку несколько кусочков тунца, а затем горку водорослей. Затем она протягивает ее мне, но не отпускает тарелку, когда я тянусь к ней.
— Ты должна следить за собой, — говорит она тихим голосом, заговорщицким тоном. — Есть те, кто стремится лишить тебя бунтарской натуры. Иногда лучше держать это в секрете.
* * *
Я дома. В Грендалине.
Это последняя ночь, которую я проведу в собственном доме. Завтра Каллен вернется за мной, и тогда мы соединимся в брачной церемонии, и все будет кончено. Моя жизнь с Эвардом окончена, забыта, в прошлом.
Я вдруг начинаю плакать — то, к чему я не привыкла, потому что считаю это слабым. Но иногда слабость одолевает вас, и лучше просто позволить ей течь сквозь вас и пройти. Не то чтобы я оплакивала свою потерянную жизнь с Эвардом. Нет уж. Я плачу из — за потери своей независимости.
— Ева?
При звуке ее голоса я оборачиваюсь и вижу, как Мара парит в фойе.
— Мара? — спрашиваю я, потрясенная, увидев ее, поскольку она не должна покидать Эвермор. — Все хорошо?
— Да, — говорит она и быстро кивает. Кажется, она торопится, нервничает. — Каллен хотел, чтобы я… проведала тебя, поэтому он послал меня к тебе.
— О, — говорю я, все еще удивленная, потому что это не похоже на то, что Каллен мог бы сделать. — Ну, заплывай, — говорю я, и она плывет вперед. — Это такой же твой дом, как и мой, — добавляю я и снова становлюсь грустной. — По крайней мере, до завтра.
Она немного хмурится, но затем улыбается мне.
— Это не так уж плохо, Ева.
— Что не так уж и плохо? Брак с Калленом? — я качаю головой и чувствую, как гнев окрашивает мои черты. — Не пытайся притворяться, что это совсем не ужасно.
— Он… Каллен, — отвечает Мара, пожимая плечами. — Но в целом он почти оставляет меня в покое. Кажется, он предпочитает выпивку или компанию… других женщин.
— Вот так повезло, — ворчу я.
Она кивает.
— Я знаю, что его… чувства к тебе другие… они всегда были такими.
— Будто он всегда жил в тени Эварда, и теперь, когда Эвард ушел, Каллен хочет завладеть всем имуществом Эварда, включая нас.
Мара кивает, потому что я совершенно права, и она это знает.
— Все будет хорошо, Ева. По крайней мере, мы есть друг у друга.
Я улыбаюсь ей в ответ — она всегда была чересчур позитивной из нас двоих, всегда находила плюсы в любой ситуации. И бывают моменты, когда я завидую ее этой способности — сейчас больше, чем когда — либо прежде. Потому что, насколько я понимаю, в истории моей жизни нет надежды на хорошее. Почему? Потому что эта история закончится завтра.
— Ева? — спрашивает Мара, подплывая ближе ко мне. — У тебя все нормально?
— Я в порядке, — слишком быстро отвечаю я.
Мы часто виделись с тех пор, как она вышла замуж за Эварда, и она права — по крайней мере, мы будем друг у друга. Это единственный положительный момент, который я могу найти во всей этой глупой ситуации.
— Мы были избалованы Эвардом, — мягко говорит Мара, качая головой. Я верю, что Мара действительно любила Эварда. У меня такого не было, но он мне достаточно нравился. Я никогда не испытывала любви к мужчине, поэтому понятия не имею, на что это похоже. И это прекрасно и хорошо, потому что, насколько я понимаю, любовь — это еще одна слабость — то, что оставляет вас открытым для боли.
— Да, мы были избалованы Эвардом, — отвечаю я, кивая. — И это будет грубое пробуждение, — я смотрю на нее и пожимаю плечами. — Думаю, ты уже испытала это.
Она кивает.
— Каллен в основном такой же, как и любой другой русал здесь, на Корсике, — говорит она. — Эвард был другим.
— Русалы все одинаковые, в каком бы городе ты ни была, — отвечаю я, притворно зевая. Дело не в том, что я раньше не имела дела с такими, как Каллен. Но совсем другая ситуация, когда вы вдруг обнаруживаете, что смотрите в ствол дробовика, даже если вы всегда знали, что дробовики убивают. Не то чтобы я хорошо разбиралась в дробовиках. Я читала о них в человеческих книгах — иногда люди избавляются от вещей, которые попадают в океан, а потом — ко мне.
На самом деле, последние пять лет я хранила книги в двух сундуках на вершине рифа в дальнем конце Эвермора, где другие русалки не могли их найти, а океан не мог уничтожить их больше, чем уже уничтожил. Я взяла за правило посещать этот риф каждый день, читать и перечитывать свои человеческие книги, размышляя о том, какой может быть жизнь на берегу.
— Твоя точка зрения? — спрашиваю я.
— Я хочу сказать, что если ты думаешь, что тебе будет лучше с другим мужем…
— Мара, я никогда не хотела другого мужа, — прерываю я ее. — Я была совершенно счастлива, живя в одиночку.
Ее глаза расширяются.
— Ева, ты все еще прекрасна, и тебе еще так много осталось прожить…
Независимо от того, похож ли Каллен на других русалов, это не меняет того факта, что я не хочу жить с ним до конца своей жизни. Я не могу представить ничего хуже! Бесконечные дни пробуждения, кормления и уборки за ним, цепляясь за каждое его слово, как льстивая приманка, позволяя ему использовать меня, когда он захочет, только для того, чтобы цикл повторялся…
Посейдон! Какой ужас…
— Помни, Ева, ты не хочешь сделать своего мужа врагом, — мягко говорит Мара. — Жизнь станет намного проще, если ты будешь делать, как он говорит.
Я знаю, что она права, хотя и не хочу этого признавать. Я просто… я не могу смотреть на вещи так, как она — с этим нескончаемым оптимизмом. Хотела бы я… я действительно хочу, но это просто… не то, кем я являюсь.
— Ева?
Голос Мары доносится до меня словно издалека. Я киваю и смотрю на нее. Ее брови сдвинуты, жабры трепещут от беспокойства. Она жестом приглашает меня сесть с ней на один из выступов в гостиной.
— Что такое? — спрашиваю я.
Мара качает головой, а затем глубоко вдыхает соленую воду. Она колеблется мгновение или два, изучая меня со странным выражением лица.
— Что? — повторяю я.
— Поплыли, — говорит она, беря меня за руку и поднимая. К моему удивлению, она ведет меня через парадные двери Грендалина на Корсику. Через несколько минут мы ловим другое течение, которое несет нас за город, в темную бездну океана и все чудеса, которые таятся в нем.
— Куда мы? — спрашиваю я, задаваясь вопросом, что она задумала.
— Я хочу тебе кое — что показать, — отвечает Мара. — Что — то важное.
Глава третья
Конечно, у меня в голове множество вопросов, но я заставляю себя не задавать их, пока Мара вытаскивает нас из течения и ведет к моему любимому рифу, к которому я часто приплывала в детстве. В то время мой отец запретил мне забираться так далеко в открытое море. С тех пор я приплываю сюда, по крайней мере, раз в неделю — Эвард никогда не придирался к этому, и я всегда обнаруживала, что могу думать здесь лучше всего, не обремененная присутствием других.