В пивной "Под мостом" царило веселье.
- Что это за морячок к нам пожаловал? - воскликнул пан Лойза.
А я стоял перед ними в матроске и круглой матросской шапочке с черным кантом, который сзади раздваивался, как ласточкин хвост, надо лбом у меня красовался золотой якорь, а под ним виднелась золотая надпись "Гамбург". Пан Лойза снял с меня шапочку, надел ее себе на голову и принялся кривляться; песковозы смеялись, а я улыбался и чувствовал себя счастливым; пан Лойза вышагивал по залу, отдавал честь и так гримасничал, что я хохотал не меньше прочих. И я сказал себе: вот вырасту большой и тоже буду этак сидеть в пивной, считая за честь знаться с симпатичными тружениками реки. У пана Лойзы не хватало передних зубов, и он умел так ловко захватывать нижней губой верхнюю, что та доставала до кончика носа и облизывала его. И вот он ходил в моей круглой матросской шапочке, а стол песковозов возле окна аплодировал ему, и трактирщик подносил все новые кружки с пивом. Я заказал две порции рома.
- Пан Лойза, - сказал я, - это вам от меня.
- Ого! А где же ты взял деньги?
- Я их одолжил. У самого Бога, - ответил я.
- Ого! Так ты с ним говорил?
- Нет, его не было дома. Мне дал денег один из его свиты. Святой Антоний. Он одолжил их затем, чтобы вы нарисовали у меня на груди красивый кораблик. Такой же, какой на груди у песковоза, вон у того, у пана Корецкого.
Пан Лойза засмеялся и сказал:
- Хм, что ж, раз в этом замешаны небеса, ты получишь свой кораблик. А когда?
- Прямо сейчас, за этим я сюда и пришел, - проговорил я.
- Но, сынок, у меня нет с собой иголки.
- Так сбегайте за ней, - попросил я.
- Черт побери, - воскликнул пан Лойза, - этот парень сразу берет быка за рога!
И он разом проглотил содержимое стакана и начал выбираться со своего места возле окна между колен посетителей, а в дверях он сделал мне знак рукой - мол, я иду не только за иголкой, но и за краской для татуировки. А песковозы усадили меня к себе, и трактирщик принес мне малиновое ситро.
- А у этого вашего настоятеля, сколько у него кухарок? Две или три? спросил у меня песковоз пан Корецкий.
- Две, и обе очень молоденькие, - ответил я.
- Молоденькие?! - закричали все песковозы.
- Молоденькие, - говорю. - Когда у господина настоятеля хорошее настроение, он сажает одну кухарку на стул, наклоняется, подкладывает ладонь под сиденье, как трактирщик, который несет полный поднос пива, и вдруг гоп-ля! - поднимает красивую кухарку к самому потолку, и юбка кухарки взлохмачивает ему волосы, и он носит ее на стуле по кухне.
- Ого! - вскричали песковозы. - Юбка взлохмачивает ему волосы!
- У него точно нимб появляется, - отвечаю, - наш настоятель, господа, силен, как швейцарский бык. Он один из шести детей, и его отец был таким сильным, что, когда сыновья клали на стол орех, он - раз пальцем! раскалывал его лучше, чем щипцы для орехов. Но господин настоятель в младенчестве, да и в детстве был самым слабым из всех шестерых и не годился для работы в лесу, так что родители все спрашивали друг друга - что же нам с ним делать? И отдали его учиться на священника. На ужин у них бывала огромная миска картошки, вся семья садилась вокруг стола с ложками наготове, а потом матушка хлопала ложкой, и все восемь ложек быстро и наперебой ныряли в миску - до тех пор, пока из нее не исчезала последняя картофелина.
Я рассказывал все это с серьезным видом и сам себе кивал в знак согласия, песковозы хотели смеяться, но смех замирал у них на губах. Тут вернулся пан Лойза, он потрясал в дверях склянкой и иглой в раскрытом саквояже - точно таком, с каким ходил холостильщик пан Салвет. И я, сгорая от нетерпения, стянул через голову матроску, а пан Лойза поставил открытый саквояж на стол.
- Так какой же кораблик ты хочешь? Лодочку, яхту, бриг, пароход? спросил пан Лойза и повел рукой, веля песковозам переставить кружки с пивом на подоконник.
- А вы умеете рисовать любые корабли? - всплеснул я руками.
- Выбирай, - сказал пан Лойза и кивнул одному песковозу, и тот спустил верхнюю часть надетого на голое тело комбинезона и повернулся ко мне спиной: она была сплошь покрыта самыми разными татуировками - русалками, бухтами канатов, сердцами, инициалами, парусниками. У меня глаза разбежались при виде этих замечательных картинок, и мне захотелось одолжить в церковной кружке все-все деньги, все монетки, потому что я возмечтал обзавестись всеми татуировками, какие только увидел на спине и груди песковоза. За любые деньги.
- Выбирай, - предложил пан Лойза.
Я указал на маленький парусник, и пан Лойза, расстелив на столе газету, уложил меня на спину.
- А больно не будет? - приподнялся я.
Пан Лойза легонько придавил меня к столу, я глядел на потолок, а Лойза сказал, что только немножко пощиплет.
- Значит, кораблик, парень? - спросил он.
- Кораблик, такой же, на каком плавал Иисус со своими учениками по Генисаретскому озеру, - ответил я и устремил взгляд вверх, я слышал, как двигают стулья, как песковозы наклоняются надо мной, я чувствовал их дыхание, они испускали надо мной свои запахи, а пан Лойза иглой, смоченной в зеленой краске, колол на мне точки, и я погружался в блаженный сон. Песковозы обдавали меня горячим дыханием, мне казалось, что я лежу в яслях, а надо мной склоняются пастухи, и бычок, и ослик, я как будто превратился в младенца Иисуса. И до меня доносились голоса.