Саша проскользнул через отверстие.
— Тебе-то легко! — задыхаясь побормотал Петр и, разрывая рубашку о края досок, проделал тоже самое. Он даже оставил на заборе часть кожи с правой руки, но звуки погони, добравшейся уже до конюшни, придавали ему силы. Он бежал, не обращая внимания на боль, согнувшись и прижимая руку с мечом к ране в боку, а Саша вел его лисьими тропами, пробираясь через соседский сад к воротам, откуда они выбрались наконец на узкую дорогу, проходившую сзади «Петушка».
Колокол по-прежнему звонил, крики не стихали, и Петр бежал вслепую, не понимая, то ли его глаза перестают видеть, то ли на дороге было действительно очень темно.
— Куда мы идем? — спросил он наконец, тяжело переводя дыхание. Какие-то внутренние ощущения подсказывали ему, что они все время двигались поперек холма, так и не спускаясь с него.
Саша, так же задыхаясь и разводя руками, как бы показывая направление, сказал:
— К Дмитрию Венедикову.
— Только не к нему!
— А к кому же тогда? Куда?
Петр открытым ртом глотал воздух.
— К воротам, — сказал он. — К городским воротам. Вот все, что нам остается. Я должен прямо сейчас исчезнуть из города…
Саша неожиданно затих, и охватившая его за несколько минут до этого торопливость вдруг куда-то исчезла. Он сделал еще два или три глубоких вдоха, прежде чем сказал:
— И что же мы собираемся там делать? Куда мы собираемся идти?
«Мы» прозвучало, как свершившийся факт. Петр принял это сразу и неожиданно для самого себя. Городская стража наверное уже догадалась, что в «Петушке» кто-то помогал ему, и счастье для Федора Мисарова, что тревогу поднял именно Михаил, а иначе вся их семья была бы вовлечена в эту историю.
— Я не знаю, — признался он мальчику. — Давай сначала все-таки выберемся за ворота, хорошо? А там будет видно, что делать.
Внезапно он ощутил колющую боль в боку и почувствовал, что рубашка намокла и прилипла к коже. Он надеялся, что это был всего лишь пот. Казалось, что сама рана болела меньше, а может быть, это тяжелый шум в ушах только притуплял боль?
Перед тем, как отправиться дальше, он немного помедлил, сунул меч в ножны и пристроил их так, чтобы оружие не сразу бросалось в глаза. Теперь к общему шуму, который так и не смолкал в глубине улицы, прибавился еще и собачий лай.
— Нам нужны лошади, — бормотал он. — Мы могли бы уже проскакать почти через весь город, если бы успели достать лошадей.
Саша, скорее всего, опасался слов, поэтому все время молчал. Он молча шел рядом с Петром по извивающейся дороге дальше, теперь уже вниз по холму, пока тот безуспешно пытался придумать, как достать лошадей или хотя бы одежду, чтобы быть менее заметными. Остальные мысли кружились в бесконечном хороводе, заставляя его время от времени вспоминать о том, что будет, если его поймают и ему придется пронзить себя собственным мечом, а мальчик, который помогал ему, может быть, если не зазевается, сумеет убежать, иначе его достанут стрелы, пущенные людьми боярина…
То, что мальчик помог ему улизнуть от погони благодаря слепому случаю, и то, что они ушли достаточно далеко, еще ничего не решало.
У Петра было неприятное ощущение, что Саша ожидает от него чего-то из ряда вон выходящего, похожего на те граничащие со смертельной опасностью трюки, которыми он славился на весь город…
Но тогда это был Петр Ильич, который не чувствовал приступов острой боли у себя в боку. А теперь предстояло дело вовсе не шуточное.
Он потрогал повязку и ощутил, как его пальцы слегка прилипли к ней. Сейчас боль была меньше, чем прошлой ночью, и он подумал, что это дурной признак.
Ему было не до прошлых шуток, не до друзей, которые так вдруг оставили его, не до чего, а все, о чем он, пожалуй, еще вспоминал, так это о нескольких серебряных монетах в своем кошельке, от которых Саша так благородно отказался, чтобы не грабить его.
Но постепенно острота ума вновь начала возвращаться к нему.
— Подожди, малый, — неожиданно сказал он, хватая Сашу за плечо и прижимая его спиной к ближайшему забору. — У меня есть одна мысль.
И затем внезапный удар обрушился на лицо мальчика. Саша даже подпрыгнул на месте, а потом начал медленно опускаться на колени, ухватившись рукой за челюсть. Но Петр поймал его за рубашку и удержал почти на весу.
— Извини, — коротко сказал он.
— Помогите! — изо всех сил кричал Саша Васильевич и сломя голову несся к воротам. — Помогите мне! Убивают!
Стражники вскочили со своих мест, хватаясь за копья и фонари, стараясь осветить дорогу и бегущего по ней человека. Колокол по-прежнему продолжал звонить, и его звуки растекались вниз по холму, до самых ворот.
— Бог ты мой, — воскликнул один из них, взглянув на лицо мальчика и хватая его за руку.
— Они убивают моего дядю! — всхлипывая, кричал Саша. — Этот убийца и его помощники, их было по меньшей мере трое! Ведь я Саша Мисаров из «Петушка». Мы вместе с дядей Федором пытались задержать этого человека, которого стража нашла в наших конюшнях… Но он сумел убежать от них, а мы бросились вслед за ним, чтобы схватить его, пока они подоспеют, но он оказался не один… Они убьют моего дядю, они наверное уже убивают его, ох, помогите, пожалуйста, помогите…
— Успокойся, парень, успокойся! Где он?
— Вон там! — Саша показал дрожащей рукой в направлении Воловой улицы. — Мой дядя там, они убивают его, скорее, бегите, остановите их! Их было трое там, трое!
Стража бросилась бежать.
Тем временем, Саша Васильевич подбежал к высоким воротам Воджвода, поднял железную щеколду у маленького переговорного окна, едва заметного в тени, отбрасываемой каменной аркой, и распахнул его, беспокоясь о том, что Петра все еще не было видно. Ведь может случиться что-то ужасное, если их пути вдруг разойдутся. Петр страдал от потери крови, это было очевидно, и он мог упасть где-нибудь, мог застрять в Торговых рядах, а Саша оставался здесь, один-одинешенек, на свободе, но без всякого представления о том, что делать. Весь этот план принадлежал целиком ему, может быть, только кроме того, что мальчик не сказал стражникам около ворот, что именно Петр напал на его дядю, а выдумал историю о каких-то грабителях… И вот, если теперь Петр не придет к воротам, он не может даже представить себе, куда он пойдет и как будет жить.