И тут русалка без единого всплеска скользнула в море, а потом поплыла к нему. Чешуя переливалась красивым рисунком, омываемая водой, огромные, манящие глаза ярко блестели на бледном лице, и тоненькая мелодия, сладкая, как медовый пирог, ввинчивалась в виски, звала, обещала, требовала следовать за ней… до конца…
***
Это был тихий уголок: каменистый берег, плавно уходящее в глубину дно, правда, испещрённое острыми скалами, которые тут и там выныривали из воды, навеки застыв над её поверхностью.
Под толщей воды в полукруглом гроте сирена сыто улыбался. Он неуклюже выбрался на скалу, пытаясь удобнее пристроить мощный хвост, и принялся снимать личину. Подцепил серыми когтями за краешек и начал аккуратно тянуть вверх. Вот исчезла, скатываясь в чулок, изящная шея, обнажая землистую кожу с рядами мелких чешуек. Затем скрылись сочные губы кораллового оттенка, оставляя вместо себя отвратительную расщелину поперёк всей морды. Рот мигом треснул в улыбке, словно радуясь освобождению от оков, и разорвал лицо напополам. Конусообразные зубы в несколько рядов вывернулись наружу, являя довольно жуткое зрелище.
Сирена опустил затёкшие руки, давая отдых, а затем снова кропотливо стал стягивать личину. Место тонкого носика заняло рыло, схожее с акульим: широкое и приплюснутое сверху. Лоб, как и шея, пестрел мелкими чешуйками: они огибали совершенно лысые надбровные дуги и сбегали по вискам на шею, захватывая часть скул.
Сирена, больше напоминая себе каракатицу, подполз на брюхе к сундуку и, цепляясь за ржавые клёпки, подтянулся вверх, снова пытаясь поймать равновесие и пристроиться удобно. Он тяжко вздохнул и стал устраиваться, неловко подвернув под собой хвост. Надо привыкать дышать и воздухом, иначе той лакомой добычи, что он словил сегодня, ему не видать!
Утвердившись на каменном полу грота, он открыл сундук и начал аккуратно укладывать личину, боясь повредить. Тогда на поверхность выйти будет не в чем, и он навсегда останется задохликом.
Впервые за своё существование сирена Кайлерре чувствовал, что сыт и доволен собой. Впервые поверил, что сможет быть достойным представителем своего рода, а не запуганной добычей более сильных сородичей. Впервые разжился по-настоящему стоящим уловом: не какой-нибудь снулой рыбой, увязшей в иле и потому не сумевшей улизнуть, а вкусной и сочной добычей.
Кайле вырастила бабушка. Отца его зацепили тралом рыбаки, а мать так вообще сбежала, торжественно вручив напоследок тогда ещё живому отцу икринку с зародышем маленького сирены-Кайле. Икринка зачем-то сплавилась бабке: родственные чувства во втором и более поколениях сиренам были чужды, Кайле, например, лучше ужился бы с безмозглым осьминогом, нежели с сородичем. Но по каким-то причинам старая сирена не съела, а выходила и вырастила. Жаль, конечно, померла рановато: не успела обучить даже как надевать личину. Взрослые сирены могли делать это без подручных средств, постепенно изменяя черты лица. Старые и опытные носили её, не снимая, тем самым порождая каждый раз новые и новые сказки и легенды на суше. А такие недоучки, как Кайлерре, вынуждены были натягивать на морду, словно линялую шкуру.
Правда, здесь бабка помогла: померла, будучи в личине, и Кайле потратил много времени сначала на то, чтобы разделать воняющий труп, затем чтобы снять русалочье личико, а после — чтобы сохранить, то натирая его водорослями, то отмачивая в морской воде. По сути, если бы не убежище-грот, он бы давно и сам стал лакомой добычей для более сильных обитателей подводного мира. А в силу того, что охотиться полноценно не мог, то и развивался гораздо медленнее, чем приличествует сиренам его возраста.
До сегодняшнего дня. Кайле сам поражался, насколько сегодня был смелым и дерзким. Настоящий сирена! Быстрый, хитрый, безжалостный! Он давно заприметил свою добычу, но сначала был просто слишком мал, чтобы охотиться успешно, да и человечек всегда приходил с более сильным сопровождающим. Но Кайле умел ждать.
Сирены — самые страшные хищники морей. Сила и бесстрашие сочетаются с изворотливым умом, а вкупе со свирепостью эти качества дают немыслимый результат. В море они непобедимы, чего нельзя сказать о суше. Здесь всегда царствовал иной хищник — человек. Опасный соперник — но и самая вкусная еда, если посчастливится её поймать. Противостояние людей и сирен существовало испокон веков. Морских обитателей заманивали в сети, людей ловили на ангельский голосок и смазливое личико. Сирены научились надевать личины, люди придумали изощрённые ловушки.
Всё это плескалось в крови Кайлерре, проходя красной нитью в памяти предков. Он с рождения знал, каков вкус его главной добычи. Не вонючей рыбы — человека. Он ощущал дрожь предвкушения и горячую кровь во рту, ещё только вылупившись из икринки. Он всплывал на поверхность, высовывал рыло из воды и старался поймать аромат еды, если та гуляла по берегу. Он выслеживал, приманивал, пел, завлекая в сети свою первую жертву.
Оба сердца колотились так, что, казалось, слышало всё море и резонировало в такт. Уши закладывало от волнения, словно он заплыл на большую глубину, когти втягивались непроизвольно, а хвост мёл воду, как вёсла лодки. Кайле ёрзал на сером камне, бабкина личина присохла к коже и чесалась под чешуйками. Контроль то и дело спадал, и сирена видел, как тень недоумения набегала на личико его человечка. Но добыча зашла в море только по пояс, а там было слишком мелко, чтобы доплыть. И Кайле делал над собой усилие и тихонечко напевал, ругая про себя сухой воздух и жалея пересохшие связки.
Он, конечно же, не выдержал характер: когда человечек встал в паре гребков от камня, сирена скользнул воду, чтобы схватить свою добычу. Крепко прижимая к себе уже не трепыхающееся лёгкое тело, Кайле, ликуя, плыл в своё пещеру. Едва сдерживаясь, чтобы не впиться зубами в ещё тёплую плоть, сирена мурлыкал свою песенку.
Он и знать не знал, что был для кого-то сбывшейся мечтой.