После, в течение вечера, Феликс будет неоднократно ловить на себе подобные оценивающие взгляды этой парочки, как будто сравнивающей его с крестным отцом. Винченце даже, не скрываясь, подмигнул ему, непонятно отчего весело…
Как объяснил игумен — густой бас разнесся по гостиной, — они совершено не предполагали сюда заезжать, направляясь в дальний, расположенный за озером скит. Но проехать мимо не позволила поджидавшая на перекрестке ватага мальчишек.
— Что тут у вас за собрание честного народа? — полюбопытствовал отец Тимофей. — Чудо какое случилось аль явление феноменальное? Неужто леших с русалками поймали? — и, посмеиваясь, пихнул локотком в бок старосту.
— Сама не знаю! — развела руками хозяйка.
И тогда в центр залы вышел заинтриговавший всех Винченце и попросил минутку внимания.
— Уважаемые господа и синьоры, — сказал он, — я созывать сюда вас всех собираться сегодня по важный причина. Как вам, верно, становиться известно, в последние дни возникло большое много разных олухов… То есть, scusi, слухов.
— Да уж! — закивали некоторые. — Чего только народ не придумает. Чепуха, конечно, да все ж на душе неприятно.
— Что ж сразу чепуха? — обиделся староста.
Но Винченце жестом остановил назревающую перебранку:
— Слухи распространяться самые невероятные. Но, как говорится, нет дыма без костра, и породившие их события многим могут показаться куда более фантастическими. Посему я предлагать разом покончить с заблуждениями и расставить все точки по буквам. С вашего позволения, я попрошу Серафима Степановича изложить все обстоятельно и по порядку. Per favore, santo padre!
Винченце вернулся на подлокотник кресла дяди (хотя рядом для него лакей придвинул стул), а вперед вышел Серафим Степанович. Старец поклонился, пригладил ладонью бороду и начал рассказ.
Первые же слова заставили поразиться старосту, а отца игумена довольно хлопнуть по колену и шепнуть старому другу:
— Проиграл ты, братец! Зря об заклад бился.
Это Серафим Степанович объявил, что русалок, из-за которых его с помощником сюда прислали, в природе не существует — что само собой разумеется. Равно как и банды разбойников, якобы напавших и ограбивших монастырского поставщика. А вот это уже стерло ухмылку с лица настоятеля.
— А кто ж его тогда это, по голове дубиной бил? — строго спросил он монаха.
— Сам себе шишек и наставил, — невозмутимо сообщил Серафим Степанович. — Загляделся на девушек, которые компанией в лес по ягоды ходили, на облучке еще подпрыгнул, видно, — да низко отросшую ветвь не заметил. По собственному нерадению с телеги и свалился, бочку с маслом уронил, мешок с мукой порвал. А чтоб за содеянные безобразия не отвечать, придумал небылицу про русалок с разбойниками. И вдобавок еще доверенные продукты присвоил. Вы, ваше высокопреподобие, как вернетесь, велите его допросить построже, он все подтвердит.
— Ну-ну, допрошу, — кивнул отец Тимофей.
Но на том тема русалок себя еще не исчерпала.
— Однако, — продолжал старец, меряя шагами ковер под люстрой, — принимая во внимание свидетельство жителей Малых Мухоморов, мы обнаружили следы еще одной «русалки». Данная якобы утопленница вреда никому не причиняла, но по ночам выдавала свое присутствие душераздирающими рыданиями и причитаниями, что весьма угнетало жителей деревни. Мой помощник выяснил, что данная русалка не кто иная, как пропавшая в прошлом году внучка местной жительницы. А вот, кстати, и они. Подойдите, пожалуйста!
Из толпы слуг к оратору вытолкали бабку Нюру и держащую ее за руку испуганно дрожащую девушку. Феликс вспомнил — именно на них напали оборотни возле лесной хижины.
— Как же ты жила, милая, одна в лесу, целый год? — ахнула сердобольная баронесса.
— Я там в домике… Мне бабушка по ночам покушать приносила… — пролепетала «русалка».
— Нужно сказать, — добавил Серафим Степанович, — что в домик девушка перебралась по весне. До этого она мыкалась в городе, по чужим людям, работала прачкой, посудомойкой. А вот что ее вынудило покинуть бабушку, полагаю, нам сейчас объяснит господин фон Бреннхольц.
— Я? — изумился барон.
— Нет, ваш сын, — успокоил его монах.
Артур покраснел от обращенных на него взглядов, точно помидор, исподлобья глянул на Винченце. Тот едва приметно кивнул, сурово сдвинув брови. Тогда баронет поднялся с места и, словно ученик ненавистному учителю, пробурчал заученные слова:
— Да, я виноват! Прошу прощения, матушка и батюшка, я вел себя как глупый мальчишка.